Сухотин
Шрифт:
– Еле выпутался. До сих пор не могу в себя прийти. Не знаю, пьет ли В. кровь ведрами, как Вульф, но с нее, пожалуй, станется. Никого, более похожего на вампира, я не встречал.
Какое-то время прошло в молчании, но напрасно я полагал, что тема женщин у нас закрыта.
– Так вот почему! – неожиданно воскликнул Григорий, когда мы подъезжали уже к конечной станции. – Вот почему вы с такой готовностью бросили все и поехали куда-то к черту на рога!
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– Вы просто от В. бежите, от неудавшегося
Такая трактовка моих поступков мне совсем не понравилась. Мне вообще не хотелось, чтобы меня как-то связывали с В., а тут, оказывается, я все еще был под ее влиянием. Но как возразить этому не в меру догадливому психиатру я не знал, и, молча, про себя мучился гневом. К счастью, ехать нам оставалось не долго, – а выйдя на перроне мы столкнулись нос к носу с Вульфом.
– Вульф, дружище! Здравствуй! – я принялся трясти ему руку.
– Господа… – Вульф окинул нас мутным взглядом.
Ничего вампирского в нем сейчас не было. Его высокая, грузная фигура была укутана в обычное дорожное серое пальто, на полнокровном, румяном лице не осталось и следа театрального грима.
– Мы были с вами у цыган,– сказал я, беря Антона Вульфа под руку, но вдаваться в детали не стал, надеясь, что он был слишком пьян и подробностей того вечера не помнит.
– Да, я, конечно, рад… – пробормотал он. – А я собирался…
– А мы как раз думали, не пойти ли нам и не выпить ли винца? – натужно улыбаясь, произнес Григорий Двинских.
– Да, – поддержал я его. – Отпразднуем нашу встречу.
Лицо Антона Вульфа отразило внутреннюю борьбу, тут же сменившуюся полной решимостью, и через несколько минут мы сидели в привокзальном ресторане.
– Когда выходишь из синематографа… Вы были в синематографе? – более получаса возлияний сделали свое дело: слова, пусть и довольно сбивчивые, лились из Вульфа рекой.
– Да, конечно были,– ответил ему Двинских. – Я смотрел как-то фильм о вампирах.
– Вот-вот! – оживился Вульф. – После такого фильма кажется, что любая барышня только и мечтает, что быть покусанной. Но, представьте себе, ни одной из них – ни одной! – это на самом деле не понравилось. Даже тем, которые пошли со мной только потому, что я сказал им, что я вампир. На меня даже в полицию заявляли, представляете? А когда я к одной влетел в окно – уж это-то должно было ее пронять! – она тут же бросила меня, заявив, что я дешевый фокусник, – красные щеки Вульфа дрожали от негодования.
Двинских то ли фыркнул, то ли чихнул, и я бы тоже, наверное, посмеялся, но меня мучил вопрос – а все ли искавшие вампирской любви девушки выжили?
– Может быть, дело не в вампиризме? – произнес уже справившийся с собой Двинских. – Вы не пробовали как-то иначе интересовать женщин?
Вульф не ответил ему. Он, не отрываясь, глядел на мою руку, которую я
– У вас не найдется платка? – спросил я у Двинских.– Порезался, – продемонстрировал я ему выступившую на руке кровь.
Тот помолчал, очевидно, размышляя, а потом медленно произнес:
– Сходите, промойте ранку.
Я поднялся и вышел, сначала за дверь, а оттуда на перрон, где уже начинало темнеть – следующий поезд должен был прибыть с минуту на минуту. Руку я не стал перевязывать, и смело шел вперед, оставляя за собой дорожку из капель крови. Один из фонарей не горел, и именно под ним я и остановился, делая вид, что собираюсь закурить.
Все-таки стереотипы – чрезвычайно вредная вещь. Я почему-то был уверен, что Вульф, как и положено вампиру, будет кусать меня в шею своими собственными зубами, а насмерть закусать одному человеку другого дело нескорое. Я буду сопротивляться, завяжется потасовка, и в этот самый момент прибудет целый поезд людей, свидетелей и спасителей. Вот я и стоял, вслушиваясь в темноту, ожидая нападения, и инстинктивно вжимая основательно укутанную шарфом шею в плечи.
И дождался я крепкого удара по затылку. Мир поплыл у меня перед глазами, пятна света и тени смешались. Обездвиженный, я плыл куда-то во тьму. Спасительный поезд, сиявший огнями, исторгавший из себя живых людей, прибыл, но был уже так далеко, что казался игрушечным. Я даже крикнуть не мог, а надо мной уже, отражая луну, сиял узкий нож…
– Василий Силантьевич!
Резкий запах привел меня в чувство. Я чувствовал невероятную слабость и головокружение.
– Я жив…
– Да, к счастью, я успел,– раздался рядом со мной голос Двинских.
– Вульф… Вы схватили его?
– Вульф все время был со мной. Мы минут двадцать еще сидели, пока за ним не пришел его брат. Я проводил их до экипажа, а потом только пошел искать вас.
– Он, наверное, перебрал, и не заметил, что разрезал себе кожу до самого запястья,– раздался другой, более басовитый голос. – Хорошо, что он не успел истечь кровью.
Я хотел было возразить, но уже снова летел во тьму.
7. Уездный город.
– Василий Силантьевич, Василий Силантьевич!
Я открыл глаза и с некоторым удивлением увидел подле себя Анну, ее дорожный костюм темнел на фоне белых больничных интерьеров.
– Как вы… Здравствуйте, – я попытался подняться с кровати. – Зачем вы здесь?
– Григорий Андреевич рассказал мне о вашем плане. Это какое-то безумие.
– Нет, почему же. Если бы Вульф… – я не стал продолжать, потому что ранил меня, судя по всему, кто-то другой. – Я думал, что на меня нападет Вульф. Я не говорил вам, но я знаю, что он вампир, – и опять я умолчал и о бочках крови в подвале и о прочем: зачем пугать и без того подавленную девушку? – Я думал, что вдвоем с Григорием Андреевичем мы Вульфа поборем, а тут и поезд подошел бы.