Сухотин
Шрифт:
– А если бы он успел вас укусить? Если бы вы сами стали вампиром?
Я не смог сдержать улыбки, хотя говорила Анна вполне серьезно.
– Что? – недовольно сказала она. – Почему вы так улыбаетесь?
– Не знаю. Мне кажется, едва ли вампиризм передается через укусы, а то у нас бы давно была бы эпидемия. Вульф сам рассказывал, как он кусал… – и я опять осекся: обсуждать пассий Вульфа с Анной мне показалось неуместным, в конце концов, он ведь был ее женихом. – Кусал своих знакомых. Как я понял, не насмерть. Он просто хотел показаться перед ними настоящим вампиром. И, если бы все они стали после этого пить кровь… не знаю, от
– Григорий Андреевич уверен, что Вульф просто страдает психическим расстройством. Он настоятельно предлагает мне бежать, – Анна посмотрела мне в глаза. – А вы что посоветуете?
Я пожал плечами.
– В какой-то мере это дельный совет, конечно, но хорошенько подумайте, прежде чем на такое решаться. На что вы будете жить?
– Но что мне… Идти замуж за Вульфа? – захлопала Анна ресницами.
– Нет, что вы, но не переживайте. Я постараюсь вам помочь, – ободряюще улыбнулся я ей.
– А вы не боялись?– спросила она.
– Что, простите? – я даже удивился ее вопросу.
– Не боялись его?
– Я, как вам сказать…
Определенно, психиатрия – зло, раньше мне и в голову не приходилось задумываться о причинах своей смелости. Какие-то люди больше боятся, какие-то меньше, я из числа последних. Все. Но рассуждения Григория Двинских посеяли сомнения в моей душе. Так ли уж все в порядке с моим бесстрашием? Нормально ли это, или, вдруг, следствие не леченых душевных травм?
– Нет, не боялся, – со вздохом ответил я. – Где вы поселились?
– Пока в гостинице, но скорее всего на днях перееду к Вульфам, – сказала Анна.
– Пригласите нас как-нибудь в гости. Меня и Григория Андреевича.
Анна Константиновна явно поразилась такому предложению.
– Но как я объясню Вульфам такое приглашение?
– А надо объяснять? Вам ведь не объяснили, почему Антон Вульф таскает с собой бутыль крови. Полагаю, Вульфам этот брак нужен не меньше, чем вашему отцу. Так что потерпят.
Анна посмотрела на меня с такой теплой признательностью во взгляде, что я против воли почувствовал себя героем и спасителем дам.
Дом Вульфов в Невьянске был одним из самых больших и добротных домов, с колоннами и пилястрами, светлый, просторный, полный прислуги, и ничем замок Дракулы он не напоминал. И хозяева его тоже были далеки от романтического образа вампиров. Антон Карлович в присутствии брата присмирел, пил умеренно, говорил мало. Он даже от солнца перестал прятаться, хотя заметно было, что дневной свет ему по-прежнему не по душе. Август Карлович, из череды таких же, как и он, промышленников выделялся разве что ростом заметно выше среднего, а так это был обычный владелец завода, с холодным цепким взглядом и уверенными, деловыми манерами. Нас с Григорием они приняли не то чтобы радушно, ведь Анна наше присутствие в этом тесном семейном кругу никак оправдывать не стала, но приняли, и даже пригласили отобедать. Ничего интересного, впрочем, в этом застолье не было. Как, впрочем, и во всем Невьянске в целом.
Мы с Григорием пытались собрать хоть какие-то сведения, хоть что-то, что могло опорочить репутацию Вульфов, и что газеты согласились бы напечатать, но тщетно. То есть сведений мы собрали много, простой люд клеветал на Вульфов («немцев») с удовольствием и взахлеб, но то-то и оно, что это была именно клевета. Вульфы подозревались в чем угодно: в связях с нечистой силой, в растлении девиц (адреса, по
Но то были простые люди, лавочники, разносчики и так далее, образованные же граждане вроде врачей и преподавателей местной гимназии о Вульфах говорить и вовсе не желали. Можно было, конечно, встретиться с рабочими Вульфовских заводов. Их показания, по крайней мере, имели бы хоть какой-то вес, но и это оказалось невозможно. Бараки, в которых жили рабочие, составляли с заводом единый комплекс, находились за мощным забором, и пройти туда было нельзя.
Одно радовало – с Анной было все в порядке, что в гостинице ее, что, когда она переехала к Вульфам. Ей даже никто не препятствовал с нами встречаться, а вот обоих Вульфов при этом она, напротив, видела редко. Они никогда не спускались к завтраку, к обеду появлялись изредка, и вообще почти все свое время проводили на заводах. Даже подготовкой к скорой свадьбе Анна занималась одна. Ей предоставили автомобиль и шофера, и она бесконечно ездила по местным лавкам, составляя списки всего того, что должны были доставить ей из Екатеринбурга. Уже шилось платье, и составлялось меню, приехал уже и поверенный, со дня на день ждали отца Анны, а дело наше так и не сдвинулось с мертвой точки.
– Это невозможно! – восклицал Григорий Двинских, и без того не видевший большого смысла во всей это деятельности. – Мы уже почти неделю здесь, а зачем, что мы сделали? Как мы помогли Анне? Ее вот-вот отдадут за человека, которому место в сумасшедшем доме! Сегодня же вечером я заберусь к ней в окно и попрошу ее бежать!
– Зачем такие страсти, почему сразу в окно? – рассмеялся я. – Она решит еще, чего доброго, что это Вульф, начнет кричать, перебудит весь дом, и все кончится тем, что вас отведут в полицию.
– Но что тогда делать?
Вопрос этот так и остался висеть в воздухе.
8. Кровь.
Я проснулся со странным чувством опасности – кромешный мрак вокруг, казалось, глядел на меня, я кожей чувствовал, что в комнате кто-то есть. Кто-то другой, совсем не Григорий Двинских, вместе с которым мы снимали этот гостиничный номер.
– Григорий Андреевич! – позвал я, но ответом мне была тишина. – Григорий Андреевич! – крикнул я уже громче.
Я вскочил с постели, одновременно хватая нож для бумаги – единственное имевшееся у меня оружие. Во тьме, рассеиваемой только бледным светом луны, я медленно двинулся к кровати Двинских – она была пуста. В еле различимом сборище темных полос и пятен я выделил дверь, ведущую в коридор, и понял, что она приотворена, но выйти из номера я не смог. Дорогу мне преградило лежащее на полу тело.
– Григорий Андреевич! Скорее, на помощь! На помощь! – завопил я что есть мочи, распахивая дверь, и через несколько показавшихся мне вечностью секунд все кругом ожило, зашевелилось, огоньки свеч понеслись ко мне с разных сторон темного коридора. Кто-то кричал, кто-то уже светил в лицо абсолютно белому, мелово-бледному Григорию.