Сухой овраг. Вера
Шрифт:
– Вот, хотел показать вам абонемент, Дмитрий Анатольевич, – вспомнил Краснопольский, вытаскивая плотную бумагу из кармана пиджака. – Абонемент на спектакли. В пятницу…
Дверь в прихожую отворилась, и порыв сквозняка, возникший стремительно, как эти двое молодых людей – Алеша и Вера, – ворвался в комнату и вырвал абонемент из рук Краснопольского. Алеша и Вера вбежали в гостиную, перекрикивая друг друга и хохоча.
– Папа! – Вера бросилась к отцу и расцеловала его. – Как великолепно, папа! Мы с Алешей решили подарить этому Ларионову Тютчева!
– Вера настояла! Я хотел томик с Русланом и Людмилой, но Вера не дала.
– Мой абонемент…
– Он наверняка не раз читал Руслана и Людмилу, Алеша! – не переставала Вера. – Как же иначе?! Так Тютчев очень мил, правда, папа, правда?
Дмитрий Анатольевич усадил Веру на колени.
– Что вы ищете, Леонид Самойлович? – удивилась Вера.
– Свой абонемент, – смеясь, сказал Дмитрий Анатольевич.
– Алеша, сюда! – Вера соскочила с рук отца и увлекла Алешу к себе в комнату.
– Верочка, Алеша, ну как такое допустимо? – взволнованно всплеснула руками Алина Аркадьевна. – Мальчики вот-вот приедут, а вы еще не переоделись. Вера, надень платье, дорогая. Как же можно со двора приходить так поздно и такой неубранной, когда к нам гости? И Женя приедет, а его так долго не было, и он так много тебе писал!
Вера поморщила нос.
– Так Женя и его Ларионов пусть видят меня такой, как есть.
– Нет, своенравная и упрямая. Иди же скорее помойся да надень платье, и непременно в горошек, оно тебе очень идет!
Вера и Алеша, смеясь, забежали в комнату. Вера положила томик Тютчева на стол и задумалась.
– Послушай, Алеша, – сказала она тихо. – Скажи мне про твоего Ларионова. Кто он?
– Вера, он – комбриг и…
– Нет, ты скажи, он добрый? Если он добрый, я смогу его полюбить.
Алеша подошел к Вере и взял ее за руки.
– Какая же ты милая и умная, моя Вера. А Ларионов отличный. Я же видел его глаза. Он – храбрый и хороший. Наш человек, Вера, вот что я тебе скажу!
Вера запрыгнула на диван с ногами.
– Как отлично!
– Только не приставай к нему и не пугай Женьку. Он краснеет от твоих насмешек.
Вера зарылась в подушки и засмеялась.
– Женька такой славный, Алеша, ты же знаешь, что я люблю его. Он – милый, хороший друг. Только потешный!
– Верочка, ты еще будешь гордиться мной и Женькой. Из него выйдет настоящий врач! Папа его научит. Нашей молодой стране нужны хорошие врачи!
Вера спрыгнула с дивана.
– Иди уже, Алешка, мне надо переодеться! Глупо, а надо, чтобы мама не расстраивалась. А вот мыться некогда…
– Стеша! – послышалось из-за двери. – Поди скорее открывай, в дверь звонят, или ты опять шоколад ешь?! Боже мой! Где моя «Анна на шее»? Я забыла надеть кулон, который мне подарил Дмитрий Анатольевич. Он должен быть непременно к этому платью. Стеша! Быстрее! Да нет, кулон же сначала. Алеша, ты открой, я не могу носить это платье без кулона… Митя, Леонид Самойлович, Кира, Надя, уже гости пришли, где же все?.. Вера-то, Вера, помылась? Переоделась?.. Кто-нибудь мне застегнет кулон?!
Дверь отворили, и Подушкин с букетом и коробкой шоколада для Алины Аркадьевны стремительно и вместе с тем робко шагнул в квартиру. Все тут же засуетились, стали обнимать Подушкина, говорили одновременно, громко и очень радостно. Подушкин вручил Алине Аркадьевне букет и шоколад Степаниде, но Алина Аркадьевна тут же отдала Степаниде розы и взяла коробку шоколада, чтобы отнести на стол, посмотрев на нее укоризненно.
– Цветы, цветы ставь! – щебетала она. – Вы, конечно, Григорий Ларионов? Как прекрасно, что Алеша и Подушкин вас украли для нас!
Ларионов вошел спокойно и смело, ощутив мгновенно, как огромная волна энергии захлестнула его и поглотила целиком. Ему казалось, что он очутился на льдинке в бушующем открытом океане, где были свои правила, своя стихия – неизвестные ему, но очень приятные. Ощущение волнения в предвкушении Москвы не оставляло его. Он видел биение сердца столицы, выраженное в ритме жизни этой незнакомой семьи.
Из своей комнаты вышла Кира, за ней Надя. Обе девушки чинно, но улыбаясь, проследовали в прихожую, где все толпились и обнимали Подушкина, объясняли что-то Ларионову про свои отношения и пироги, и Степаниду, и работу в опере, и лимонад, в который Степанида забыла бросить мяту, и как много они слышали всего хорошего о Ларионове.
Ларионов не мог не заметить красоты Киры. Она была похожа на мать: статная, с тонкими чертами лица и аккуратно уложенными на затылке волосами; немного вздернутым носом и узкими, но приятно оформленными губами; чуть смуглая, с мягким спокойным взглядом и уверенностью в своей красоте и достоинствах. Ларионов вручил ей букет чайных роз, и Кира посмотрела на него и кивнула, немного волнуясь, но именно настолько, насколько должно для первой встречи с незнакомым молодым человеком.
– Что же ты не предупредил, что дам больше? – улыбнулся Ларионов. – Теперь пойду за мороженым.
Надя смутилась, покраснела и торопливо взяла букет у Киры, чтобы поставить в вазу. Ларионов, не слушая уговоров, мигом надел фуражку и стремительно исчез за дверью.
Подушкин был счастлив и весел и все оглядывался в поисках Веры.
– Нет, он такой – Гриша. Сейчас пока не найдет мороженого, не вернется, – мямлил растерянно Подушкин.
– Как он приятен и учтив! – радостно смеялась Алина Аркадьевна. – Скорее к столу, сейчас придет наш Ларионов, и мы начнем. Ах, как же ты возмужал и загорел, Женя! Моя мечта побывать на Востоке – в Ташкенте…
Все двинулись в столовую, где был изысканно сервирован широкий овальный стол. С большим вкусом и тщательностью Алина Аркадьевна украсила его хрусталем, фарфором, серебром, чудом сохранившимися после революции. Он был заставлен блюдами «для аперитиву на один зуб» (как говорила Степанида), рядом стоял столик на колесиках с напитками.
– Прошу всех выпить лимонаду, пока мы ждем наших Веру и Григория. Да где же Вера?! Вот беда!
Ларионов поднялся на этаж с мороженым и хотел уже открыть дверь. Но он ее захлопнул, уходя. Ларионов позвонил, поймав себя на том, что улыбается. Дверь открыла Степанида, и в этот момент в дальнем конце коридора из своей комнаты выскочила Вера. На ней было тонкое крепдешиновое кремовое платье в горошек, нежное и легкое, но Ларионов не мог быстро не заметить сбитых несуразных колен, торчавших из-под него, а главное, ее изумленного и распахнутого взгляда. Он словно требовал от него немедленного объяснения: «Кто ты? Зачем ты здесь? Тот ли, кого мы ждали так долго?»