Сукины дети 2. Помереть не трудно
Шрифт:
– Проверка, – небрежно пояснил шеф. – Думаешь: шли себе спокойно по аллее, присели перекусить на лавочку, и тут же встретили ведьму? Не много ли совпадений?
– А кто её мог подослать? "Семаргл"?
– Я думал о Совете. Но это тоже небезынтересная версия. Как раз ведьма-то и натолкнула меня на некоторые мысли…
– Проверить кладбище, которое раскопали строители?
– Жаль, Гиллель далеко. У него бы это получилось лучше.
– Можно его вызвать. Думаю, он не откажется нам помочь.
– Сами справимся. У Гиллеля и без нас дел по самое
– А может тогда… Мириам?
Алекс остановился.
– А тебе хотелось бы, чтобы она была здесь?
Я честно задумался. Представил, как она живёт в соседнем номере гостиницы, как мы, втроём, чинно ужинаем в ресторане…
– Наверное, нет, – покачал я головой. – Но если она может помочь…
– Разберёмся, – шеф вновь стремительно зашагал по аллее.
Впереди уже виднелась дорога, покрытая автомобилями, как фаланга панцирной пехоты – щитами. Они стояли плотно, бампер к бамперу, и непрерывно гудели.
– Кажись, пробка, – заметил я.
– Да, ничего хорошего, – вздохнул Алекс. – Ну-ка, дай трубу.
Я достал телефон. Шеф, покопавшись в папке, набрал какой-то номер.
– Геннадий? – сказал он в трубку. – Вы говорили, что с затруднениями я могу обращаться непосредственно к вам. Так вот: одно такое возникло. Нам с коллегой нужно попасть на кладбище… Разумеется, на то самое. И как можно быстрее. Сейчас сброшу геолокацию, – он нажал несколько кнопок. – О'кей, ждём.
– И что?
Шеф пожал плечами.
– Сказали подождать, не сходя с места.
– Что вы надеетесь там найти?
– Пока не знаю, – пожал плечами шеф.
Мы стояли посреди аллеи, людской поток обтекал нас с двух сторон. И вдруг…
– Вижу, – сказал я. – Оборотня вижу, вервольфа. Идёт прямо к нам.
– Стой спокойно, – посоветовал шеф. – Не показывай, что ты его видишь.
Мужик – лет тридцати, в серой толстовке с капюшоном, в джинсах и кроссовках, прошел мимо. Руки его были глубоко засунуты в карманы, лица из-под капюшона разглядеть не удалось. На спине толстовки была картинка с головой волка на фоне лунного диска. Из шеи волка вырывались языки пламени…
– Пасут? – спросил я.
– Не знаю, – было видно, что шефу происходящее совсем не нравится.
– Ещё один, – сказал я, заметив слева впереди девушку с необычной аурой. Воздух клубился вокруг неё, кипел, словно вода в чайнике. – Не знаю кто, точно не оборотень.
– Ламия, – определил Алекс. Молодец, кадет.
Впереди показался ещё один мужчина "с аурой". Широкоплечий седой старик, с бородой до пояса. Одет он был в тренировочный синий костюм, и шел бодрой рысью, опираясь на лыжные палки. Поравнявшись с нами, он приветливо кивнул, Алекс ответил тем же. Глаза у старика были изумрудные, цвета молодых берёзовых листьев. И пахло от него соответственно: берестой и ягодами.
– Знахарь, – известил меня Алекс.
– Он не стал от меня шарахаться, как та ведьма.
– Поверь, мон шер, не все в нашем мире такие нетерпимые. Со временем ты привыкнешь. Перестанешь замечать косые взгляды…
– А можно от этого избавится? – вопрос пришел сам собой, совершенно неожиданно. – Можно перестать быть стригоем?
– Можно, – улыбнулся шеф. – Посмертно.
– Вы всё шутите.
– Какие уж тут шутки, – фыркнул Алекс. А потом посмотрел на меня серьёзно. – Если и есть такой способ, то я о нём не знаю. Извини. Но если ты настроен решительно – можно поспрашивать.
– Спасибо.
Над деревьями раздалось мерное твок-твок-твок… Мы задрали головы.
Вертолёт, больше похожий на пучеглазую стрекозу, снижался прямо над нами. Был он небольшой, ладненький и ветра поднимал совсем немного. Он опускался на круглую площадку с клумбой, к которой сходились аллеи.
Прохожие шарахнулись в стороны.
– Я думал, это будет лимузин, или ещё что-то подобное, – сказал я, проглатывая ком в горле. Не люблю вертолётов. Во-первых, это тесное маленькое пространство. Во-вторых, оно будет подвешено в воздухе, на большой высоте, и в-третьих: в вертолёт чертовски легко попасть из гранатомёта.
– "Семаргл" не разменивается на мелочи, – шеф смотрел на лёгкую, почти игрушечную машинку, совершенно спокойно. – Я же сказал, что нам надо попасть на кладбище побыстрее.
– Кольцевая, – комментировал шеф, когда мы пролетали над геометрически чёткими кварталами и дорогами, забитыми автотранспортом. – Ярославское шоссе…
Стройку мы увидели издалека. В зелёном массиве она выделялась, как язва на теле красавицы.
Чёрная проплешина с развороченной землёй, лужами стоялой воды и брошенной техникой. Накрытые полотнами выцветшего брезента, с высоты машины напоминали раздавленных жуков.
Вертолёт приземлился на самом краю проплешины. Сразу за ним начинался светлый берёзовый бор.
Когда мы спрыгнули на землю, а лопасти вертолёта перестали крутиться, наступила почти совершенная тишина. Её нарушал только шум ветра в верхушках берёз. Ветви их были покрыты золотистым пушком, и деревья напоминали цыплят – переростков.
А потом раздалось первое робкое: – ку-ку. Деловито застучал дятел. Мимо, рассекая воздух слюдяными крылышками, пролетел шмель…
Я втянул терпкий запах травы, прошлогодних прелых листьев и близкой воды.
– Как они могли испортить такую красоту? – я имел в виду стройку.
– Здесь было болото, – пояснил пилот, спрыгнув со ступеньки к нам с шефом.
Пилотом была девушка. Но как говорить "пилот" в женском роде, я не знал. Пилотка – как-то двусмысленно. Пилотша – насилие над языком…
Девушка была очень даже ничего: высокая, подтянутая, с хорошей грудью. Лётный комбинезон обливал её фигуру, как вторая кожа. Молния была расстёгнута, открывая загорелую кожу ключиц и ложбинку между грудей. На левой была татуировка. Виднелся только её краешек, какая-то спираль.