Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона
Шрифт:
Алкионей резко оборвал свой рассказ и строго посмотрел на свою задумавшуюся собеседницу.
– Я вижу, царица, что ты далеко ушла в своих мыслях от нашего разговора. И уже почти не слушаешь меня. О чем ты задумалась? О том храбром воине, который отдал за тебя жизнь? – неожиданно спросил он, проявляя бестактность.
Македа кивнула. Однако с удивлением и холодно она поглядела на философа, позволившего себе столь неосторожно спросить ее о тщательно скрываемых мыслях. Если об этом догадался философ, то и другие придворные также могли догадаться об этом. А это уже не могло ей понравиться… Тем временем философ, как будто не замечая ее недовольного и вопросительного взгляда, гордый собой и вдохновленный собственной ролью учителя, продолжал:
– Позволь мне дать тебе один совет?
Македа кивнула, решив пока спрятать свой гнев и посмотреть, насколько далеко может зайти его дерзость. Алкионей продолжил:
– Ты не должна корить себя за смерть этого воина. Тем более ты его уже не вернешь. Богам видней, когда и кого из живых забирать в подземное царство.
– Ты говоришь так же, как Великий провидец. Странно… Вы никогда не видели друг друга? Скажи, как ты догадался о моих мыслях? – спросила она с любопытством, решив узнать, в чем она еще могла себя выдать.
– Это нетрудно. Твои глаза сказали об этом еще год назад. И с той поры ты не рассталась со своей сердечной печалью, – Алкионей смотрел на нее сочувственно и серьезно. Взгляд его стал нежным и умоляющим.
Неожиданно Македа поймала себя на мысли, что философ смотрит на нее точно так же, как Агирт. Она опустила голову. Она-то думала, что тщательно скрывает свою грусть от посторонних. Но, как видно, не от всех.
– Ты верно сказал. Я тоскую по нему. И я виню себя в том, что не смогла его спасти, хотя знала о том, что произойдет. Как ты думаешь, что я могла сделать, чтобы он остался жив? Может быть, мне не надо было отдавать приказ схватить Кархедона… – неожиданно спросила она и доверчиво посмотрела на философа.
– Нет. Ты ничего не могла сделать. Рано или поздно все равно произошло бы что-то ужасное. Тем более ты сама мне призналась, что Книга судьбы предрекла его смерть. Да, и на месте Хионы могла оказаться другая жрица. На месте Агирта – другой воин, который также беззаветно и преданно любил тебя. Даже… – Алкионей замолчал. У него чуть было не вырвались слова, что он сам мог оказаться на месте Агирта.
Теперь, грустная задумчивость набежала и на его чело. Влюбленный философ вздохнул и замолчал, погруженный в свои переживания.
– О чем ты вздыхаешь? – ласково спросила Македа и тепло поглядела на него.
– О несбыточном!
– А так ли несбыточно то, о чем ты мечтаешь? Может быть, тебе надо просто быть смелей? – снова спросила Македа и слегка покраснела.
Алкионей в недоумении взглянул на нее и замер. Весь облик царицы сказал ему о проснувшемся в ней желании. Женские глаза мечтательно и призывно смотрели на него, влажные нежные губы, подобные лепесткам прекрасной розы, трогательно приоткрылись в ожидании поцелуя. Увидев зажегшийся в глазах философа ответный огонь, она легко поднялась из-за стола и, обогнув его, плавно приблизилась к оробевшему от неожиданности Алкионею и встала перед ним, загородив своим телом свет, солнечный свет, падающий через окно в библиотеку. Медленным завораживающим движением она сбросила с плеч тонкое скользящее светлое покрывало и осталась нагой.
У философа помутился разум при виде открывшегося его взору почти божественного и безупречного женского тела. Он не мог отвести взгляд и, не скрывая восхищения, открыто любовался и женской молочной кожей, и великолепной нежной грудью, четко отчерченным манящим лоном, и темным узким треугольником внизу. Полные полукружья груди притягивали мужской взгляд и манили прикоснуться к себе.
Все еще продолжая сидеть за библиотечным столом, Алкионей протянул руку к прекрасному обнаженному телу, которое так давно вожделел, и настойчивым движением прикоснулся к груди Македы, заставив ее застонать и приблизиться к нему совсем близко. Голова Алкионея оказалась на уровне женской груди. Философ не смог сдержаться. Сладострастно застонав, он рывком притянул к себе податливое женское тело и прижался горячими губами к призывно вздымающейся груди.
Прошло немало времени, прежде чем они разняли свои крепкие и жаркие объятия. Оба лежали, утомленные, на мягком ковре огромной библиотеки, посреди длинных и высоких полок, хранящих многочисленные пыльные фолианты. Оба, придя сюда за знанием и успокоением, нашли нечто большее, нежели научные открытия или чей-то жизненный опыт, описанный в книге. Они нашли счастье обладания и радость взаимопонимания.
Прижавшись к теплому боку Алкионея, Македа впервые за долгое время снова почувствовала себя успокоенной. Как будто что-то тяжелое и роковое отпустило ее от себя, и она вновь заскользила по жизни, как пушинка на ветру. Душа ее пребывала в тихом блаженстве.
Расслабленное тело парило от давно не испытываемого ею восторга и чувственных ласк, подаренных пылким философом.
«Поистине, каждый из нас подобен великолепному инструменту, и каждый ищет своего музыканта, который сыграет на нем свою самую лучшую песню в жизни… Каждый раз нового мужчину и новую женщину можно открывать и открывать, подобно новой неизведанной планете. И всякий раз это всего лишь игра, интересная и увлекательная. Всего лишь чувственная ласка и страсть. А где же мне найти свою настоящую любовь? Все в жизни так сложно… Вот и у меня когда-то была любовь – настоящая и прекрасная. Но, увы… она умерла… вместе с Агиртом. И никогда больше не вернется. А сердце мое молчит…»
– Я знаю, о чем ты думаешь, – тихо произнес философ. Он приподнялся на локте и грустными серьезными глазами смотрел на любимую. – Хотя ты сейчас подарила мне щедрые ласки, сердце твое молчит. Но я не смею просить тебя о большем и благодарю за бесценный дар.
Македа промолчала. Что тут скажешь? Алкионей был прав. И она не виновата в том, что между ними не может быть любви.
– Позволь дать тебе один совет? – спросил философ. – Может быть, Македа, тебе отправиться в какое-нибудь путешествие, чтобы развеять свою скуку? Когда ты начнешь преодолевать трудности, встающие на пути, – ты забудешь обо всем, что тревожит твое сердце. А я останусь здесь и буду дожидаться тебя столько, сколько понадобится. Я буду думать, что вдали от родных просторов ты иногда вспоминаешь меня, и быть может… – он не договорил, не смея признаться ей в любви.
Однако Македа поняла, почему он молчит. Улыбнувшись, она произнесла:
– Я последую твоему мудрому совету и поеду к царю Соломону. Что бы ни говорили старейшины, я заключу с ним торговый союз, который так необходим моей стране!
Но еще не скоро пришло время, когда Савская царица отправилась в далекий путь. Ведь надо было тщательно приготовиться в дорогу, набрать людей и верблюдов. Перед отъездом Македа часто навещала Великого провидца. Он продолжал обучать ее различным заклинаниям и умению лечить с их помощью различные болезни. Провидец учил Македу не просто видеть написанные знаки и буквы в Книге судьбы, а постигать самую сущность предметов, которую изображал тот или иной знак. Довольно скоро она и сама научилась составлять рукописные амулеты, обрамляя тексты заговоров специальными квадратами и вписывая в них человеческие или бесовские лики, глаза, диагонали, отдельные буквы.