Сулла (илл.)
Шрифт:
– Да, – подтвердила Перегрина, – ты будешь первый… Сегодня, разумеется.
Сулла поклонился, давая понять, что и за то премного благодарен.
Ферекид сказал:
– Делай с ними, что хочешь, а на нас не рассчитывай. Мы слишком устали. По три представления на день – римляне совсем с ума посходили: глазеют на тебя и хлеба не просят. Они сыты театром! И нам не до женщин.
Его друзья-актеры подтвердили то же самое: они нынче ни на что не способны. Только могут выпить. Только поесть. Галла
– Каково нам, Сулла? От такой жизни – когда от тебя отказываются мужчины – с ума сойдешь.
Эпикед уже расставлял чаши и тарелки. Девицы располагались за столом по своему усмотрению. Комната наполнилась запахом благовоний, словно сюда свезли целую кипрскую лавку.
– Девушки! – обратился Сулла. – Вы слышали, надеюсь, что говорили мои друзья? Вас ждет скучная ночь в обществе одного пожилого мужчины.
– Кто он? – вопросили весело девицы.
– Это он! – сказал Сулла и ткнул себя пальцем в грудь.
– А мы согласны! – ответила Перегрина.
– Это в моем вкусе, – подтвердила «девственница».
Толстушка надула губы.
– А она молчит, – заметил Сулла, указывая на нее.
Атицилла подперла руками подбородок и смешно водила глазами, причмокивая губами.
– Я ревнива, – проговорила она. – Я ревнива.
Сулла подошел к ней сзади и поцеловал ее. Она впилась в него. Долго не отпускала.
5
Децим вызвал Коринну для беседы в сад. Он желал поговорить с нею вдали от родительских ушей. Они уселись на громадную прохладную скамью. Время было теплое: только что прошли сентябрьские календы. Зеленое небо нависало огромным шатром. Тяжелая сочная зелень ложилась прямо на плечи. Сумерки витали в саду – тихие, прозрачные сумерки.
– Я тебя люблю, – заявил Децим.
Коринна улыбалась, глядя куда-то вдаль, хотя не было здесь этой дали. Солдат говорил слишком откровенно, и, возможно, именно это и веселило ее.
Децим достал большой, хорошо наточенный меч и положил его рядом с собой. Как видно, он был далек от шуток.
– Вот, —и он указал пальцем на меч.
– Вижу, – игриво бросила Коринна. – Это называется меч? И им убивают?
– Между прочим, да!
Децим вытер ладонью мокрые губы, словно хотел их оторвать от себя.
– Значит, меч. А здесь – любовь.
И он приложил руку к своему сердцу. Она вскинула тонкие, подведенные черной краской брови. Коротко спросила:
– Где любовь, Децим?
Солдат с готовностью указал на левую сторону груди. И это ее еще больше развеселило. И чем больше она смеялась, тем больше он мрачнел. Как небо в осеннюю непогоду, потемнел лицом. Позеленел от злости. И солдат снова указал на сердце:
– Вот здесь! – И для пущей ясности сообщил
Она крайне удивилась, то есть сделала вид, что удивилась. Коринна все читала на его лице и каждое его движение и каждое слово уже знала наперед. Так что ей незачем было удивляться. Разве что для показа.
– Вот этот меч… – Децим указал на оружие. – Я им убью тебя.
– За что же, Децим?
– Если не полюбишь.
– Это твое объяснение в любви?
Солдат кивнул.
– И многих ты соблазнил таким способом?
Децим не нашелся что ответить. Она явно издевалась над ним – он это чувствовал. Даже при всей своей толстокожести.
Кровь прилила ему в голову. Он и в самом деле любил, а иначе бы ей несдобровать. Люди, которые сумели взять Рим, – необычные люди: море им по колено, все им – трын-трава! Разве победитель не имеет никаких прав? Неужели ему вымаливать любовь? В нем была солдатская гордость. Как-никак он – центурион римской армии!
– Коринна, – проговорил Децим глухим, странноватым голосом, – я, значит, люблю тебя. Ты мне, значит, нужна не как девка… А… Как бы это сказать? – Децим теребил свои волосы, не находя подходящих слов. – Я жениться на тебе хочу. Ты, значит, не смотри, что я простой солдат. Не ошибись, Коринна! Я слишком близок к Сулле. И мое желание – не просто желание простого солдата. Я, значит, хочу, чтобы это прочно втемяшилось тебе в голову… Потому, значит, что люблю тебя… А жениться не обязательно сейчас. Вернусь из похода – тогда и решай. Я жить буду на Палатине. Попомни мои слова!
Упоминание о походе несколько поуспокоило Коринну, Этот приставучий солдат способен на все. Она ухватилась за слово о походе.
– Очень хорошо, Децим! – проворковала Коринна. – Я буду ждать тебя. Возвращайся из похода, тогда и решим окончательно. Только дерись как бешеный. За троих, а то и за десятерых. А сейчас я дарю тебе свой поцелуй.
И она звонко чмокнула его. В щеку.
Бедный центурион вовсе обмяк. Он был наверху блаженства. Это здорово! Это сказочно! Такая молодая и важная дама и так нежно его целует!
Это немного смешило Коринну. Но, как женщина уже не без опыта, она решила не смеяться, а немного посочувствовать ему. А затем – понемногу – его обожание возымело свое действие: не часто приходилось ей наблюдать истинное чувство. В солдате было нечто, что при внимательном рассмотрении не могло не понравиться женщине. Эта живая глыба, как это ни странно, оказалась начиненной довольно-таки нежными чувствами. И ей, отчасти из любопытства, отчасти из кокетства, захотелось разузнать, чем она так ему понравилась.