Султан и его враги. Tom 1
Шрифт:
Едва на далеком западе зашло солнце, как на востоке уже взошла луна и тихо поднялась по небу, проливая свой свет на необозримую пустыню.
Фигура в лохмотьях встала. Теперь, при бледном лунном свете, со своею длинною тенью выглядела она еще призрачнее в уединенной, безлюдной пустыне.
Только хотел он продолжить свой путь, как заметил перед собой вдали полузакрытое туманом, по очень заметное явление пустыни — Фата-Моргану, которая зовется караваном духов.
Точно так же, как это бывает вблизи некоторых берегов, кажется, будто в этом песчаном море или над ним несется длинный-предлинный ряд молчаливо двигающихся фигур, навьюченных
Путешественникам пустыни хорошо знакомо это странное явление, разновидность миража, которое совершенно естественным образом переносит и приближает к удивленным глазам созерцателя то, что удалено на несколько миль. При виде такого каравана духов каждого невольно охватывает тайный ужас.
Одинокий путник, глядя на призрачный караван, узнал в нем богомольцев, которых глава Египта, подобно султану, обязан ежегодно отправлять в Мекку. Он посылает постоянно два драгоценных ковра в Мекку и Медину, один из них, называемый Кисвей-эль-Торбей, зеленого цвета и украшен изречениями из Корана. Им следует накрыть гроб пророка в Медине. Другой — из черного штофа с зеленой бахромой, называемый Кисвей-эль-Неббен, предназначен для украшения кровли Каабы в Мекке.
Верблюд в роскошной сбруе везет эти дары в дорогой палатке на своей спине.
Кавассы окружают верблюда, и отряд кавалерии сопровождает караван через пустыню для защиты его от хищнических набегов арабов.
Перед глазами одинокого путника прошел этот караван с богомольцами и всадниками, с чиновниками и дервишами и с необходимой принадлежностью каждого каравана — безумными богомольцами, которые на востоке, как состоящие под особым покровительством Аллаха, причисляются к святым. Они составляют самостоятельную часть каравана и почти каждый год посещают Мекку. Между ними можно было увидеть таких, все тело которых, смуглое и худое, блестит от жира, которым они мажутся каждый день, между тем как с головы свисают длинные, заплетенные или всклокоченные волосы; другие же гладко стригут волосы и обвешиваются старыми горшками, сковородками и котлами; третьи, почти совсем голые, носят на теле вериги или железные кольца на шее, четвертые увешиваются пестрыми лохмотьями и трубят в рога антилоп.
При виде этого длинного каравана человек в рваном кафтане остановился, и, сложив руки на груди ждал до тех пор, пока воздушная картина снова не обратилась в ничто, из чего она и возникла. Затем он продолжил свой путь и свернул в сторону с караванной дороги. Вскоре вдали на горизонте выплыла едва видимая черная точка. К этой-то точке и направился одинокий путник; последняя становилась все больше, по мере того как он к ней приближался. Скоро показалась темная, громадных размеров пирамида. Из песка пустыни, из бесконечно гладкой равнины выдавалось эго мощное, воздвигнутое из больших плит строение, которое стоит здесь тысячелетия как огромный символ давно минувшего времени, как исторический памятник старины, который никакая сила не в состоянии разрушить, который устоял и против разрушительного действия времени.
Это была одна из тех пирамид, встречающихся чаще в Египте, которые служат надгробными памятниками властителем, жившим тысячелетия назад, и здесь в пустыне она возвышалась, производя удивительное впечатление своим видом. Огромное строение среди песков пустыни заключало в себе нечто строгое, нечто мощное, и его громадность внушала уважение. Освещенное луной, оно выглядело еще таинственнее.
Он направился к той из четырех сторон пирамиды, на которой находились иероглифические знаки, теперь уже давно разгаданные. Пирамида была сложена из огромных камней, но ничего не выдавало двери, входа или отверстия.
Итак, одинокий путник в оборванном кафтане подошел к пирамиде с той стороны, на которой находился удивительный иероглиф давно минувшего времени.
— Бейлер-беги! [14] — воскликнул он громким голосом.
— Кто зовет меня? — раздалось глухо, как из могилы.
14
Владыка над владыками.
— Твой вестник из Стамбула! — отвечал путник.
— Какую весть принес ты мне? — спросил как бы выходящий из глубины пирамиды голос.
— Семеро бегов шлют тебе со мной поклон и пожелания всякого благополучия! — воскликнул одинокий путник. — Шейху-уль-Исламу не удалось еще открыть ни малейшего следа! Все его стремление, как и прежде, направлено на то, чтобы захватить в свои руки верховную власть!
— Неужели он или его соперница пользуются еще властью? Это несчастье! Близок день, в который род Османов рухнет!
— Грек Лаццаро доставил принца Саладина и Рецию в руки Кадри, они находятся в развалинах.
— И маленький принц тоже? Он погибнет в неволе!
— Кадри содержат его хорошо, так как Шейх-уль-Ислам питает надежду с его помощью влиять на принца Мурада, за которого, равно как и за принца Гамида, он ходатайствовал перед султаном!
— Судьба должна свершиться! — продолжал голос пустыни пророческим тоном. — Никакая власть и хитрость не смогут удержать течение событий! Всякая вина будет отомщена на земле.
— Дочь толковательницы снов возвращена к жизни, — продолжал одинокий путник. — Сирра полна благородных намерений и чувств! Она с большой хитростью н умом служит добру, и все ее планы и действия направлены только на то, чтобы помешать намерениям Кадри и грека!
— Это грек Лаццаро заколол Абдаллаха?
— Да, по приказанию Кадри! Грек был только орудием воли Мансура.
— Горе вере, имеющей такого защитника, который прибегает к подобным средствам, — прозвучал голос пустыни. — Аллах есть любовь! Все люди братья! Вера должна не разделять их, а приводить к снисхождению, к справедливости, к согласию! Этой цели служим мы!
— Аллах есть любовь! Все люди братья! — повторил стоящий снаружи торжественно и преклонился, сложив руки на груди.
— Продолжай! — приказал голос.
— Мансур-эфенди выдал Сирру за чудо, за пророчицу.
— Вот моя воля и приказание, которые ты должен сообщить всем: пусть братья помогают Сирре и руководят ею сейчас и впредь! Пусть ни одна капля ее крови не прольется безнаказанно!
— Беги из Стамбула спрашивают, пришел ли последний час толковательнице снов и греку?