Сулус
Шрифт:
Когда я говорилъ эти слова о любви и смерти, я думалъ о той строгой и печальной, которую я оставилъ пять лтъ тому назадъ въ одномъ маленькомъ городк на юг Россіи.
И я живо представилъ себ, какъ она стоитъ
Подъ утро ко мн пришла Сулусъ. Она показывала мн на своемъ тл рубцы отъ отцовскаго ремня. Потомъ она воткнула въ земляной полъ три ножа остріями вверхъ и плясала нагая посреди нихъ. Но уже не было шаманскаго блеска въея глазахъ. И она долго томилась у меня на рукахъ и потомъ лежала на полу, неподвижная и холодная. И было такъ тихо въ юрт, какъ будто умеръ кто-то.
На слдующій день мы ршили встртиться въ тайг, у Красныхъ Ямъ. Я ждалъ ее на дн этого багрянаго оврага и, когда она пришла и бросила мн въ лицо охапку цвтовъ, я вновь почувствовалъ тайгу.
Зеленоокая пустыня, исполненная звриной любви, полусожженная пожарами! Тропы идутъ во вс стороны, но страшно по нимъ итти. На одной троп ждетъ Сулусъ, она обовьетъ тебя, какъ змя, и полушутя вонзитъ, какъ жало, свой якутскій ножъ. На другой – кусты тальника и кислицы преградятъ дорогу колючимъ щитомъ, а еще на иной троп сама земля ужалитъ смертыо усталыя ноги.
А какъ страшно жить въ тайг, когда знаешь, что идетъ изъ тундры черная гарь. Сначала горли высохшія за лто болота. Дымился мелкій кустарникъ, тллъ сухой мохъ. Потомъ гарь пошла верхомъ, лсами, вздымая черныя облака. Тщетно солнце мечетъ красныя стрлы. Он не пронзаютъ душнаго тумана.
Вотъ мы на дн оврага – я и Сулусъ, – а надъ нами ползетъ черная угарная пелена. И нельзя выйти на свтлый міръ. Чъя то темная, лохматая рука душитъ горло, слпитъ глаза. Кричать? Но кругомъ тысячи пустынныхъ верстъ.
Тайга! Къ теб тянутся усталыя руки. Но слышитъ ли она? Быть можетъ, она рождена глухонмой.
Какъ будто тысячелтняя могила раскрываетъ свое лоно, и входишь въ него съ любовью и надеждой. Тамъ, въ глубин гробницы, спитъ нетлнная царевна, и приближаешься къ ней въ любовномъ ужас, чтобы поклониться ей и умереть у ногъ ея.