Сумасшедшая шахта

Белов Руслан

– Ну, ну... Хорошо... Кирпичами и опилками... Ой, Шура, отойди лучше от меня... Щас разойдусь, как это море на картине Айвазовского и утопнешь ты в моем море гнева...

Шура, виновато улыбаясь, пожал плечами, встал и опять начал ходить по кают-компании со словами: "Я вас отблагодарю... Всех отблагодарю..."

В конце концов, Ольга посадила его рядом с собой (на полу, прямо под румпелем "морской" стены) и, моментально посерьезнев, начала о чем-то спрашивать. Мы с Борисом наблюдали за ними вполглаза из другого угла кают-компании.

– Не такая уж она пьяная... – сказал мне Бельмондо, пытаясь сфокусировать глаза, на разрезе Ольгиного платья. – До постели дотянет...

А ты дотянешь или подстраховать?

– Ты уже ходил два раза куда-то с Инессой...

– Да приелась она мне... Первый раз я с одной бабой столько трахаюсь. Да еще, представляешь, как только трусики с нее стяну, она...

– Представляю... – криво улыбнулся я. – Как только ты с нее трусики стянешь, она начинает о своем Христе говорить... И о претворении человечества в поголовные ангелы. Но дальнейшее сексуальное ее творчество, насколько я помню, с лихвой все компенсирует...

– Ком... компенсирут... компенсирует... Но Ольга лучше, хоть и с двойным дном баба.

– Забудь. Я на нее не полезу и тебе не советую... А если Инесса надоела, пере... переквали... квалифицируйся на Ирку...

– А на нее... Шура глаз положил...

– Да ты что!!?

– Ага! Смотри, он и сейчас на нее пялится... А она его глазами ест, как будто провинился он и в угол идти не хочет... Что-то тут не то с этой бабой...

Шура и в самом деле не слушал что-то объяснявшую ему Ольгу, а внимательно наблюдал за Ириной Ивановной, отдыхавшей после танцев на больничной кровати. Рядом с ней на сверкающей эмалью белоснежной утке сидел Коля и, после каждой фразы отпивая из бокала, рассказывал любимый свой анекдот: "...стащил он с себя майку, подумал, подумал и пошел к холодильнику и опять выпил. Потом в спальню вернулся, а она лежит голая уже, вовсю трепещет. А он снял трусы, подумал, подумал и... пошел к холодильнику. Выпил рюмочку холодной, вернулся в спальню уже неуверенной, естественно походкой, покачался перед кроватью и говорит ей ласковым голосом: "Слезай, женщина, становись на карачки!" Баба расцвела, прыг на ковер, стала на четвереньки и голую попку к нему тянет. А мужик вскочил ей на спину, шлепнул с размаху по заднице и кричит: "Но-о, к холодильнику!""

Я улыбнулся анекдоту и посоветовал Борису:

– А ты попробуй с Иркой-то... Вдруг выгорит?

– Попробую, куда деваться? – ответил Борис и начал рассматривать Ирину Ивановну раздевающими глазами.

Но судьба в тот вечер не оставила нам выбора: сначала перед нами откуда-то из воздуха воплотилась Инесса со смирительной рубашкой в руках. Приобретя устойчивые очертания, она поманила Бориса пальчиком, а когда тот, картинно вздохнув, встал, накинула на него белоснежный экспонат "больничной" стены и, взявшись за длиннющие рукава, увела его из кают-компании. А потом передо мной воплотилась разгневанная чем-то Ольга. Не сказав и слова, она схватила меня за руку и потащила к двери.

– Ты что такая сердитая? – спросил я, очутившись на ее кровати.

– С Шурой поцапалась...

– А что так?

– Он должен знать, куда делось содержимое ящика.

– А... Чемоданы Руцкого... Чемоданы Илюхина... Да ну их... Давай, лучше поцелуемся...

– А нежнее не можешь?

– Мог... Но теперь ты такая земная... – вздохнул я и пьяно запел Окуджаву: "Мы земны, земны и к черту, к черту сказки о богах..."

– "Просто мы на крыльях носим, то, что носят на руках..." – продолжила Ольга и, внимательно оглядев меня с ног до головы, скептически покачала головой:

– Ну и напились же вы, князь...

– Да... Вот так, вот, мы живем... – разочарованно покачал я головой. – Я пьяный, а ты о долларах думаешь... Обманывала меня... Использовала... А я мечтал о другом...

Я мечтал прикоснуться к богине... Мечтал ласкать ее трепетной своей кожей... Нет... ты не знаешь, что это такое – спать с богиней! Это не оргазм с эякуляцией, это растворение в космосе сосков и волнующих бедер, это восторг прикосновения... А ты знаешь, что такое восторг прикосновения? Не-е-т, не знаешь... Это... Это когда ты всем своим существом входишь в любимое тело и растворяешься в нем на тысячу веков...

– Двенадцатый час уже, – сказала Ольга, присев рядом. – Спи, давай, все рано от тебя толку не будет... Пьяница...

– Послушай, Оленька, пошли прогуляемся? Спать совсем не хочется, а ночь такая лунная, тепло... Пошли, а? На природе хорошо, там все земное...

– Пошли... Вот только переоденусь...

Ольга стянула с себя платье и осталась в том, что женщины одевают, чтобы потрясти впечатлительных мужчин. Черный кружевной бюстгальтер, полупрозрачные трусики общей площадью в два квадратных дециметра, чулочки на ажурных резинках... И все это на тоненьких завораживающих каблучках.

– Не снимай! – попросил я, увидев, что Ольга собирается снять лодочки. – Иди ко мне...

Ольга внимательно посмотрела на меня, затем, видимо, удовлетворившись степенью блеска моих глаз, подала груди вперед и игриво улыбаясь, пошла ко мне... Хмель немедленно испарился из разгорячившейся моей головы, сердце бешено заколотилось, – никогда в жизни оно не представляло, что будет биться в унисон с сердцем такой потрясающей красавицы!

В свои восемнадцать лет Ольга оказалась опытной женщиной. Она не отдавала себя, как это делают большинство женщин – "Бери меня – я твоя..." Дарят, а потом смотрят сквозь ресницы: "Посмотрим, посмотрим, на что ты способен..." Она бросилась в любовь, как после жаркого дня бросаются в живительную морскую воду...

...Я снял с нее бюстгальтер и трусики, но чулки и туфельки оставил – они возбуждали меня сверх всякой меры, особенно изящные туфельки на высоких тонких каблучках. Как только трусики упали на пол, Ольга обняла меня с каким-то особым чувством и значением, обняла, как бы давая нашим электромагнитным оболочкам соединиться в единый кокон любви, в котором нет места ни тревогам и сомнениям, ни думам и оценкам, ни надеждам и сожалениям, кокон, в котором существуют только полностью и навсегда раскрепощенная чувственность и желание проникнутся ею до последней клеточки...

Когда наши оболочки слились в одну, я увидел свою Ольгу... И увидел воплощенную в ее лучащемся теле мечту о живой остановке вечно ускользающего времени на самом, самом гребне бесконечного пространства... И мое тело озарилось такой же мечтой.

Дав глазам вдоволь насытится исходящей от девушки аурой, я прикрыл их и начал вслепую ласкать тело девушки кончиками пальцев. И делал это неторопливо... Я наслаждался и девственной нежностью кожи, и возможностью быть желанным гостем в самых сокровенных уголках девичьего тела, и тем, что предугадывал, что случится с моими пальцами на том или ином отрезке их путешествия. Когда мои пальцы заскользили по щеке Ольги по направлению к ее губам, я знал что, как только средний и безымянный путешественники достигнут их, ротик девушки приоткроется и они будут игриво прикушены. Затем, когда безымянный палец выберется к подбородку, чтобы насладится бархатом девичьей кожи не только своей подушечкой, но и чувствительными бочками, средний палец будет нежно и страстно обхвачен влажными губами и язычком... И в течении шести или семи секунд они будут заворожено исполнять партию не вступивших еще в действие органов. А когда пальцы другой моей руки, насладившись трепетом внутренней поверхности бедер, скроются в росистой чаще, девушка чуть дернет ягодицами...