Сумасшедшие убийцы
Шрифт:
Она высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть его, но силуэт уже скрылся из виду. А может, ей все это померещилось?
В дверь постучали, и Жюли вздрогнула. В комнату вошел Хартог. На нем был белый пуловер, из-под которого виднелся белый бинт.
– Вы уже встали? – удивилась Жюли.
– А почему бы нет?
– Но ваши ребра?
– Два сломаны, но я хорошо затянут. Не беспокойтесь. Я вижу, что Деде вам все показал. Я хотел убедиться, что все в порядке, и предупредить вас, что через пятнадцать минут будет подан ужин. В дальнейшем вы будете питаться отдельно, вместе с Петером, но в первый вечер мы сделаем исключение и немного поболтаем. Спускайтесь, выпьем аперитив.
В салоне третьего этажа стояло несколько огромных кресел, обитых коричневой кожей.
– Наверное, вам не терпится узнать, почему этот тип напал на меня, – сказал Хартог.
– Андре мне объяснил.
– Ах так! Фуэнтес просто неудачник, но мне пока не хочется сдавать его полиции. Вы дрожите?
– Дело в том, что у меня аллергия на слово "п... п..."
Жюли еле смогла преодолеть себя.
– Извините, – проговорила она, – у меня аллергия на слово "полиция".
– Чем это вызвано? Травмой?
– Я не знаю. Когда мне было шесть лет, фермерша, у которой я жила, уговорила полицейских запереть меня на целый час в комиссариате, чтобы внушить мне уважение к властям. После этого у меня начались судороги.
– Я знаю. Читал вашу историю.
Они замолчали.
– Хорошо, – сказал Хартог. – Что касается Фуэнтеса, то я пока не принимаю никаких решительных мер против него. Как-никак он друг моей молодости. Нос с ним многое связывало. Даже сейчас он вызывает у меня восхищение.
Хартог хихикнул.
– Это случается, – заметила Жюли. – Вы тоже легко могли оказаться в его положении: архитектор-неудачник.
Хартог нервно дернул левым плечом и снова рассмеялся.
– Да, но он больше не архитектор. Плюнул на архитектуру. Работает мастером, рабочим... Неизвестно, где живет.
– Мне показалось, что я только что видела его на тротуаре.
– Возможно. Он слоняется...
– Это звучит утешительно...
Хартог рассмеялся, на этот раз более естественно. Он предложил Жюли сигарету и протянул ей большую настольную зажигалку из нефрита. В камне была инкрустирована золотом фигуру обнаженной женщины с сосками из рубинов. Рыжий поднялся.
– Я познакомлю вас с Петером. Ужином его покормит кухарка, а вы попытайтесь уложить спать.
Жюли поставила на стол стакан и вышла вслед за Хартогом. Они поднялись на лифте на последний этаж.
– Андре сказал мне, что вы нанимаете только калек, – сказала Жюли. – Это все объясняет.
– Что объясняет?
– Почему вы наняли меня.
– Но вы – другое дело.
– Почему?
– Вы нуждаетесь в любви, – спокойно ответил Хартог, – как Петер.
Лифт остановился, они вышли в темный коридор с ковровым покрытием. Одна дверь была открыта, из нее струился сероватый свет. Петер смотрел телевизор.
Наследнику Хартога было на вид лет шесть – семь. Полный и рыхлый, он был таким же рыжим и веснушчатым, как его дядя. Петер завороженно смотрел на экран. Передавали репортаж о голоде в Азии.
– Входите смело, – сказал Хартог. – Он знает о вашем приезде и о том, что вы замените Марсель.
Жюли вошла в комнату.
– Меня зовут Жюли.
Петер смерил ее взглядом, затем снова уставился на экран.
– Укладывайте его, – произнес Хартог. Жюли сделала шаг вперед.
– Довольно, довольно, – проговорила она неуверенным голосом. – Пора ложиться баиньки.
Петер был в махровой красной пижаме. Жюли подошла к нему и взяла его за руку. Он резко вырвал ее, но Жюли снова взяла его руку.
– Пойдем, малыш! Петер развалился в кресле.
– Давай вставай!
Петер не двигался. Жюли потянула его за руку, и он неохотно поднялся. Другой рукой он схватил на ходу деревянную собачонку.
– Давай, Петер! Идем же!
Ребенок выпрямился и, размахнувшись, ударил деревянной игрушкой по носу Жюли. Глаза девушки наполнились слезами. Она пошатнулась и отпустила руку мальчугана, схватившись за нос обеими руками. По ее щекам ручьем текли слезы.
Петер в отчаянии молча смотрел на нее, затем обхватил за талию, взял за руку и поцеловал.
– Все в порядке, – сказала Жюли.
Из носа у нее текла кровь. Она смотрела на Петера. В этом доме все было с изъяном, и она как будто была удивлена, что у него не оказалось перепончатых ног.
– Ты сделал мне больно, – заговорила она. – Очень больно. Но давай начнем все с нуля. Я хочу быть твоим другом. Завтра мы познакомимся, а сейчас уже поздно, и ты должен идти спать. Согласен?
– А телевизор?
– К черту телевизор. Иди спать. Телевизор будешь смотреть завтра.
Петер схватил деревянную собачку и запустил ее в экран телевизора. Горячее стекло, лампы, транзисторы, железные и пластиковые части с грохотом рассыпались:
– Ура! – заорал Петер во все горло.
Жюли с размаху ударила его по щеке. Ребенок отлетел к стене, но тут же вскочил на ноги и застыл в позе боксера со сжатыми кулаками. Жюли украдкой посмотрела на Хартога, собиравшегося выключить разбитый телевизор. Он оставался совершенно невозмутимым.
– Ладно, – сказала Жюли. – Ты ударил меня, я ударила тебя. Мы квиты. Завтра начинаем новую жизнь. Идет?
– Идет, идет! – закричал Петер. – Перестань все время спрашивать меня, согласен я или нет.
Он забрался в постель и натянул на себя одеяло. Хартог положил руку на плечо Жюли.
– Идемте ужинать.
Глава 7
Жюли проснулась от телефонного звонка. Снимая трубку, она взглянула на часы. У нее болела голова, во рту была горечь.