Сумасшедшие убийцы
Шрифт:
– Жерар Хартог, – сказал ему рыжий. – Меня ждут. Мне назначил встречу доктор Розенфельд.
– Я в курсе. Сейчас провожу вас.
Смуглый мужчина встал из-за стола, открыл одну из стеклянных дверей и зашагал впереди Хартога по узкому длинному коридору. Он нажал кнопку звонка на двери, обитой белой кожей.
– Входите, – раздалось из переговорного устройства.
Брюнет открыл дверь.
– Месье Хартог, – объявил он.
Он отошел в сторону, чтобы пропустить рыжего, и закрыл за собой дверь.
Доктор Розенфельд подошел к рыжему, протянув для приветствия руку. Оба были приблизительно одного роста. У Розенфельда были небольшая лысина и смеющееся лицо.
– Очень рад вас видеть, – сказал он.
– Девушка готова?
– Мадемуазель Балланже сейчас спустится. Я предупрежу ее.
Он вернулся к столу и нажал кнопку переговорного устройства. Хартог осмотрелся.
Он находился в угловой башне, стоявшей в воде. Хартог подошел к окну и выглянул наружу. Он почувствовал сильный запах сырости.
– Месье Хартог приехал, – сказал Розенфельд в переговорное устройство. – Мадемуазель Балланже может спускаться со своими вещами...
Розенфельд сел в кресло и посмотрел на Хартога, выглядывающего в окно с брезгливым выражением лица. Врач выдвинул ящик стола, достал трубку и набил ее табаком "Жан Барт". С его губ не сходила улыбка. Хартог резко повернулся к нему.
– Я выпишу вам чек.
Врач удивленно поднял брови.
– Дар, – пояснил рыжий. – Благотворительный взнос на нужды вашего заведения.
– Как вам угодно, – ответил доктор. – В этом нет необходимости.
– У вас очень интересное дело.
– Вы имеете в виду антипсихиатрию?
– Я не знаю, – сказал Хартог. – Я имею в виду лечение сумасшедших.
Розенфельд поморщился. Он хотел что-то сказать, но передумал и раскурил трубку. Хартог, выписав чек на десять тысяч франков, протянул его доктору.
– Это много, – заметил Розенфельд.
– Для меня это мелочь, – возразил Хартог.
Глава 2
В парадном зале замка пациенты сидели на скамьях. Воспользовавшись рассеянностью персонала, они передавали из рук в руки литровую бутылку "Кирави", из которой пили через соломинку. На сцене около дюжины человек играли на разных музыкальных инструментах: пианино, саксофоне и рожке. Они пели: "Волнующая сладость и истома первого объятия..."
Некоторые зрители непрерывно аплодировали.
Мелодия песни проникала в комнату Жюли, но слов нельзя было разобрать.
В квадратной комнате с бледно-зелеными стенами стояли белая кровать, стол и стул. На окне была металлическая штора. На стене висела репродукция картины Ван Гога, изображавшей колосья пшеницы. Жюли стояла перед своим багажом: картонным чемоданом и полотняной сумкой. Это была высокая хрупкая девушка с впалыми щеками, густыми, рассыпанными по плечам черными волосами. У нее было бледное лицо с ярко накрашенным ртом. Она была красивой, но красотой несколько грубоватой. Ее можно было принять за переодетого юношу. Твидовый костюм был не по сезону теплым. Из коротких рукавов высовывались худые руки с большими смуглыми кистями.
В комнату вошла медсестра, крупная, похожая на лошадь женщина.
– Он приехал, – сообщила она.
– Уже?
– Вы не довольны?
– Я встревожена.
– Не волнуйтесь, милочка. У него хорошая репутация. Он занимается благотворительностью.
– Да, я знаю, – вздохнула Жюли.
Сестра подхватила чемодан, Жюли взяла сумку и последовала за ней. Выйдя наружу, женщины направились к угловой башне. Стояла чудная погода. Была весна. Перед фасадом замка Жюли заметила "линкольн". Шофер в черных очках читал газету. Он повернулся в сторону Жюли.
Женщины вошли в башню, по коридору подошли к двери, обитой белой кожей, и нажали кнопку переговорного устройства.
– Входите, входите.
Войдя в кабинет, Жюли оглядела рыжего, удивившись его моложавому виду и молодежному стилю одежды. Розенфельд поднялся ей навстречу с трубкой во рту. Лицо его было не таким веселым, как обычно.
– Жерар Хартог, Жюли Балланже, – представил он.
Хартог уставился на Жюли.
– Я предлагаю сейчас же отправиться в путь. Поговорим по дороге.
– Что? Уже?
– Вы могли бы прогуляться немного по парку, – предложил Розенфельд. – Познакомитесь. Жюли очень взволнована тем, что навсегда расстается с нами. Ведь она прожила здесь пять лет. Ее легко понять.
– Мне некогда, – сказал Хартог. – Идемте, Жюли, не будем терять времени.
– У пруда я мог бы предложить вам прохладительные напитки, – продолжал настаивать Розенфельд, но уже менее уверенным тоном.
Хартог даже не ответил ему. Он схватил чемодан Жюли и протянул руку доктору. Тот вяло пожал ее.
– Жюли, – сказал Розенфельд, – нет необходимости говорить вам, что...
– Очень справедливое замечание, – грубо оборвал его Хартог.
Он взял девушку под локоть и увлек ее к выходу.
Глава 3
Когда "линкольн" тронулся с места, сидевшая сзади Жюли оглянулась на замок. Она увидела махавших ей из окна лечащего врача и мадам Селиль. Под колесами автомобиля скрипел гравий. Наконец "линкольн" выехал на асфальтированное шоссе, и замок скрылся из виду. Машина набирала скорость, оставляя за собой буковый лес и покрытую опавшими листьями дорогу.
Жюли с восторгом осматривала интерьер автомобиля. У нее было ощущение, что она находится на борту корабля. Салон "линкольна" был отделан кожей и красным деревом. Жюли провела рукой по застежке-молнии в спинке переднего сиденья.
– Посмотрите, – разрешил Хартог.
Жюли увидела бар, радиотелефон, крохотный телеэкран и миниатюрную пишущую машинку.
– Это вовсе не волшебная машина, – сказал Хартог. – Она изготовлена людьми.
– Во всяком случае, на такую бедную девушку, как я, она производит очень сильное впечатление.