Сумасшедший домик в деревне
Шрифт:
— Что?
— Я чувствую себя ужасно.
— Боишься?
— Нет, — ответила она. — Да. То есть я, конечно, очень боюсь, но чувствую себя ужасно не поэтому, а из-за тебя.
— Ну ничего себе! — присвистнул Никифоров и впервые открыто оглядел ее с ног до головы. Получилось достаточно нахально. — Я бросил работу, вообще ни черта не делаю уже несколько дней, ношусь с тобой, как с царапиной на королевском пальце, а ты при этом чувствуешь себя ужасно!
— Я так себя чувствую из-за этого! — воскликнула Полина. — Из-за того, что ты носишься со мной и не
— Прекрати! — велел Никифоров. — Я задался целью распутать это дело, и я его распутаю. Кстати, не могла бы ты приготовить что-нибудь перекусить? Потому что мне необходимо уединиться и сосредоточиться.
— Может, поджарить картошечки? — с энтузиазмом предложила она.
— Я не ем пустую картошку, — сообщил Никифоров. — В морозилке есть что-то такое.., быстрозамороженное. На коробках пишут, как это готовится.
Не прибавив больше ни слова, он удалился в дальнюю комнату и закрыл за собой дверь. Полина приготовила еду и теперь слонялась по гостиной, боясь постучать и боясь не постучать. Если все остынет, он может разораться. А если она ему помешает, он тоже может разораться. В конце концов она на полную катушку включила телевизор.
— Что? — спросил Никифоров, высунувшись из комнаты. — У тебя проблемы со слухом?
— Еда готова, — сообщила она.
— Пойдем, — он потер руки. — Я буду есть и тебя допрашивать.
— Я все-все тебе рассказала! — испугалась Полина.
— Возможно, тебе только так кажется. Что-нибудь ты могла упустить просто потому, что не считаешь это важным. Я тут подумал, — добавил он, засовывая в рот котлету, — если за тобой охотятся те же люди, что убили Люду и Максима, то между тобой и твоими родственниками должна существовать какая-то связь. Может, Люда передала тебе какую-нибудь вещь, которую хотят получить эти типы? Или намекнула, где лежат ценности? Или еще что-нибудь?
— Да нет же! Она мне велела только отвечать на телефонные звонки… Ой!
— Что — ой? — немедленно насторожился Никифоров.
— Я забыла про документы.
— Ну-ка, ну-ка!
— Люда оставила мне свой мобильный, который потом у меня в морге украли.
— Зачем это? — удивился Андрей.
— Она хотела забыть о делах.
— Ну и оставила бы его дома выключенным.
— Но она боялась потерять связи с пациентами. Мало ли что?
— Что — мало ли что?
— Зачем ты меня пытаешь?. Я не знаю — оставила и оставила. Дело не в этом. Мне однажды позвонили по этому мобильному. Женщина. Она представилась Екатериной Ивановной Машковой и сказала, что звонит по поводу госпитализации. Ей нужно передать Люде какие-то документы.
— Ну а ты-то тут при чем?
— Она хотела передать их мне. Чтобы Люда приехала, а документы уже были бы под рукой.
— Ну, допустим, — пробормотал Никифоров, — И ты с ней встретилась?
— У Манежа, — кивнула та.
— Ого! — обрадовался он. — Кажется, как раз оттуда за тобой начали следить?
— Да, но… При чем здесь Екатерина Машкова?
— Поля, ты полная и абсолютная балда, — заявил Никифоров. — Ты не умеешь находить причинно-следственные
Полная и абсолютная балда гневно уставилась на него.
— Поля, — снова повторил Никифоров, теперь очень проникновенно. — Где те документы?
— Это был конверт. Большой и тощий, — она закатила глаза, вспоминая. — Кажется, я оставила его в загородном доме.
— Следователю ты, конечно, о нем ничего не сказала? — поинтересовался Никифоров, аккуратно промокнув губы салфеткой.
— Да я о нем забыла!
— Собирайся, поедем. Не думаю, что в этом конверте — разгадка преступления, но какую-то ниточку он может нам дать.
Когда они въехали в дачный поселок, в воздухе уже разливались жиденькие, похожие на слабую заварку, сумерки. Днем солнце устроило такую баню, что даже теперь не остыло, а истекало жаром. Скоро оно свалится за лес, и тогда станет немного прохладнее.
Судя по курганам, воздвигнутым в саду, близнецы Дякины продолжали археологические раскопки.
— Ты бежала отсюда в такой панике, что даже не удосужилась дверь закрыть! — попенял Никифоров, заметив предательскую щелку. — Или это соседи закончили с садом и перекинулись на дом?
— Я закрывала! — растерялась Полина и отступила на несколько шагов. — Точно закрывала!
Никифоров вошел внутрь и присвистнул. Все здесь было перевернуто вверх дном. Ни одного гвоздика не осталось на своем месте. Призванные к ответу близнецы Дякины пришли в неописуемое волнение.
— Полиночка, клянусь! — заверил ее Николай Леонидович. — Мы даже близко не подходили к вашему жилищу!
— Мы бы никогда не сунулись туда без спросу! — добавил Иван. — Вы и так разрешили нам больше того, на что мы могли рассчитывать!
— И вы не видели, кто тут лазил? — хмуро поинтересовался Никифоров.
— Возможно, набег произошел ночью, — предположил Николай. — Наверное, мы крепко спали.
— Зачем здесь вообще охрана, если можно так легко вскрыть дом и устроить в нем погром? — вопросила Полина.
— Если бы злоумышленник приехал на машине, охрана его засекла бы. То есть отсюда не вынесли ничего крупного. Некто пришел пешком и что-то тут искал. Возможно, тот самый конверт? — предположил Никифоров.
— Какой конверт? — заинтересовались было близнецы, но Андрей спохватился и немедленно выставил их, любезно при этом улыбаясь.
— Куда ты его положила? — поинтересовался он, уже почти уверенный в том, что документов не найти.
— На камин, вон туда, — пальцем показала Полина.
Конверт лежал, сложенный пополам и прижатый подсвечником. Никифоров поднял свою добычу и подошел к окну. Полина пошла следом и с тревожным любопытством глядела, как он выбрасывает из брелка крошечный нож и вскрывает конверт.
— Что это? — спросила она удивленно, потому что ожидала увидеть выписку из истории болезни или, на худой конец, какое-нибудь письмо.
Однако это был список, состоявший из пятнадцати пунктов, озаглавленный «ЧК, 25%». Каждый пункт представлял описание картины какого-нибудь художника. Некоторые фамилии Полина слышала, некоторые нет.