Сумеречная цивилизация

Рахлецов Иван Александрович

Микрофон у Классика отключили, и он на экранах беззвучно, как рыба, открывал рот.

Грянули фанфары, рассыпалась дробь барабанов, и праздник начался.

Классик проделывал замысловатые гимнастические упражнения: то он, подпрыгнув высоко и кувыркнувшись в воздухе несколько раз, приземлялся на ноги, и поле под ним гулко бухало, словно пустое, и слегка дрожало; то он задирал ноги выше головы и падал в шпагат. Вдруг он на одной ноге закружился юлой и - растаял в воздухе. Летели минута за минутой, а Классика - не было.

Трибуны загудели, засвистели

тревожно, местами взрываясь страшным рёвом, и явно запахло бурей. Председатель, уже наготове, глазами приискивал удобную щель, в которую, в случае чего, можно будет забиться мышью. И, злорадно усмехаясь про себя, мысленно прощался навсегда со своею супругой: при таких мощных габаритах спастись невозможно. И вообще, он считал женитьбу на этой стерве - страшным заблуждением далёкой молодости. Маленького роста, жгучий красавец и известный сердцеед, он побаивался и ненавидел свою супругу с пудовыми лиловыми грудями, большую и сильную, как корова. Она, бывало, крепко поколачивала его за то, что он, увидев первую попавшуюся хорошенькую юбку, тотчас плевал на все правила приличия и начинал отчаянно волочиться за нею хвостом.

Стадион закипал.

У ворот наготове стояли войска.

Руки Президента-бога виртуозно мелькали, проверяя на все ли электронные засовы закрыта капсула.

По полю рыскали полицейские, волоча за собою собак ищеек, локаторы и рыболовные сети. Протяжно ревели львы и крокодилы. Ищейки, поджимая хвосты, дрожали в полуобморочном состоянии и, мучаясь жестоко расстройством животов, след брать не хотели. Локаторы не обнаружили присутствия Классика. И прочёсывание воздуха сетями тоже результата не дало.

Публика зверела. Вывороченные сиденья взлетали в воздух большими тяжёлыми птицами и тут же неуклюже обратно возвращались на головы публике.

Раздался топот тысяч кованных сапог: колонны штурмовых отрядов, с засученными рукавами, выдыхая шумно "ха", рысцой вбегали на Стадион и раздували хищно ноздри.

– Извини, дорогая, я на минутку, - улыбнулся сладко Председатель, отходя от супруги. Обернулся и, махнув ей рукой, сказал ехидно: - Чао, крошка!
– И под протяжную заунывную музыку, доносившуюся откуда-то со стороны, бодро направился к чернеющей под каменной ступенькой щели. И как ему думалось: уходил от супруги навсегда.

Президент-бог, поливая трибуны презрительным взглядом, гордо восседал на престоле. Вокруг его капсулы вились встревоженными осами члены правительства. Их супруги, сбившись в стайку, то визгливо, истерично смеялись, а то, прекратив, восклицали:

– Вот это Классик, настоящий мужчина, вот бы с таким! Ха-ха-ха...

На трибунах грянули возгласы:

– Глядите, что за чертовщина!

– Где, где, где, где?

– Да вон же, вон!

– Ух ты-ы-ы-ы! Ух ты-ы-ы-ы!

На центре поля разрастался, красно пламенея, колючий куст шиповника и - превратился в Классика. Он поклонился.

Люди и звери оглушительным рёвом приветствовали его.

Злобно скалясь, Президент перебирал чётки.

Председатель, стоявший у спасительной, чёрной щели и уже готовый в неё вскользнуть, хихикая, злоехидным взглядом протопал по физиономии Президента, оставляя на нём тараканьими лапками грязные следы. Нагадив ему на нос, взгляд Председателя задумал скрыться и, стремительно прыгнув, поскакал по трибунам, как заяц, петлями, и вдруг, скакнув резко вбок немыслимо длинно, да ещё с кувырком, исчез.

Президент, почувствовав, как будто по его физиономии проскакал табун тараканов, погляделся в зеркало, в ярости вытер платком ставшую в крапинку физиономию и своим жутким взглядом помчался было искать злодеев. Но, вконец заплутав в хитроумных петлях следов, бросил погоню и пристальным взглядом окинул правительственную публику в ложе, чуя звериным нутром: где-то здесь, среди них, коварные враги затаились.

Решив не тратить напрасно время на их поиски и не размениваться по мелочам, он ухмыльнулся и, от всей своей жуткой, пропащей души и с превеликим злорадством, обильно и долго гадил ядом мыслей на весь Стадион.

Затем, скакнув взглядом на Классика, сходу вонзил в него жало и попытался жалом достать до сердца, но, едва не обломав себе зубы, так и не смог пробиться сквозь сталь мышц.

Тогда Президент решил пробраться к нему в головной мозг через канал уха и побродить там по извилинам, разнюхать, подглядеть мысли и планы, а после подкинуть в них яд и заселить в его мозговые клетки своих хищных зверей. Взгляд, похрюкивая и колыхаясь студенистым телом, прошлёпал по лицу, вскарабкался сопя на ухо и был прихлопнут могучей рукою. Президент, вздрогнув, заскрипел зубами.

Классик вытер ладонь о землю и продолжил разминку в одном быстром темпе, разбивая о свою голову кирпич за кирпичом. Мужчины глядели на него с трибун со снисходительными усмешками и крякали от удовольствия при каждом разбитом о голову кирпиче. Женщины, глядя завороженно на Классика блестящими глазками, вздыхали "ах-ах!", прихорашивались и готовы были за ним хоть на край света.

Неподвижные глаза крокодилов, точно перископы, торчали из воды, созерцая хищно пространство вокруг, бесконечно полное пищи. Жабы, враждебно таращась, развалились комфортно на спинах у них. Львы шумно дышали и злобно фыркали от смеси слащаво-парфюмерного духа трибун и от болотного, затхлого запаха водоёма.

Груды кирпичных обломков росли на глазах.

Довольно-таки быстро все кирпичи были разбиты. Классик стоял и отряхивался от пыли. Над его загорелом лысом черепе воздух переливался радужно, как нимб.

Бетонные блоки он крушил кулаками и ногами - бетон разлетался в куски.

В голодной ярости львы грызли, гнули решётки, которые скрежетали в их пастях, и огненные искры сыпались от клыков. Крокодилы, наоборот, тихо вели себя, несколько даже, казалось, пристыженно и виновато улыбались, темно зеленея в воде замшелыми брёвнами. И, не выпячиваясь, избегая общения с хамками жабами, старались всё больше держаться в тине и быть незаметными.