Сумеречная роза
Шрифт:
Меньше чем через две недели, осознала Элис. Ее мысли закружились, а колени вдруг стали слишком слабыми, чтобы поддерживать ее. Материнское воскресенье с его симнелями – маленькими кексами с изюмом, – которые по обычаю ели в этот день, считалось долгожданным в середине длительного, сурового Великого поста. Однако сейчас она сомневалась, что будет ждать праздника с таким же нетерпением, как раньше. Под шум поднявшихся разговоров священник поспешно вышел вперед. Элис повернулась к сэру Николасу:
– Вы об этом еще пожалеете, сэр.
Склонившись ближе к ней, он возразил:
– Пожалуй, нет, малышка. И благодарите судьбу за то, что я не известил короля о вашей тайной встрече на севере с врагом короля – Ловеллом.
Элис потрясенно уставилась на него. Ей никогда не приходило в голову, что он может воспользоваться своей осведомленностью. Он мило улыбнулся ей в ответ и взял ее руку в свою.
Священник занял место перед ними.
Глава 13
Вечер, последовавший за обручением Элис с сэром Николасом, прошел под шум рукоплесканий и поздравлений знакомых и незнакомых людей. Ее мысли то вертелись в бешеном вихре, то совершенно замирали. Ошеломленная происходящим, Элис не смогла ответить, если бы ее спросили, что она ела, с кем разговаривала, что чувствовала. Все происходило, как во сне, слишком быстро. Если она и говорила с сэром Николасом, то не могла вспомнить о чем. Их прощание наступило так же неожиданно, как и все в этот вечер. Сэр Николас сказал, что пора идти спать, и сделал знак слуге проводить Элис в ее комнату. У нее мелькнула мысль послать слугу найти Мэдлин, но она поняла, что сейчас не хочет ни с кем разговаривать, надо сначала разобраться в своих чувствах.
Джонет ждала ее и, едва взглянув, стала помогать ей раздеваться, болтая без умолку и не ожидая ответа. Элис находила утешение в самом присутствии Джонет, но все же обрадовалась, когда та наконец удалилась. Оказавшись одна в постели под уютным пологом темноты, Элис попыталась вспомнить, что именно сэр Николас говорил и делал весь вечер. Ей хотелось понять, как он относится к их помолвке, но единственное замечание, которое она могла припомнить, касалось Ловелла.
Если их обручение единственное, что удерживало сэра Николаса от рассказа о его подозрениях насчет ее и Ловелла королю, то она жестоко в нем ошиблась. В первое мгновение, когда она узнала, за кого Тюдор выдает ее замуж, сердце Элис подпрыгнуло от радости. Она испытывала небывалое ощущение. Элис почувствовала облегчение, освободившись от претендента на ее руку – Брайерли. Мысль о Брайерли сменило воспоминание об игре на лютне сэра Николаса и его глубоком мелодичном голосе. Она вспомнила, что он платил Йену вместо нее, когда тот заботился о ней в Тауэре, но приходили в голову и менее приятные моменты. Сэр Николас быстро терял самообладание и часто бранился. Он высек Йена и заставил ее смотреть на экзекуцию. Он заставлял ее есть, когда она этого не хотела, но в то же время расчесывал ее волосы, когда она еще не оправилась после болезни. В сэре Николасе многое заставляло ее бунтовать, но в глубине души вызывало странные волнующие чувства. Ей хотелось то довериться ему, то ударить. Но пока она так и не смогла прийти к определенному мнению.
Под одеялом стало жарко, и Элис сбросила его. Где сейчас сэр Николас и думает ли о ней? Что он думает? Не раз ей казалось, что он заботится о ней. В первое мгновение встречи в Донкастере она заметила на его лице радость и облегчение и поняла, что он беспокоился за нее. Но сегодня в его глазах не промелькнуло и намека на расположенность, он просто довольно благосклонно принял свою награду.
Элис вспомнила его замечание о ее встрече с Ловеллом. Поскольку она не призналась, что Ловелл – тот человек, который находился в гостиной Хокинсов, она все гадала о причине такого мнения о Ловелле. Через два дня, когда весь двор отправился с королем на охоту, она нашла возможность спросить сэра Николаса.
Генрих Тюдор любил охотиться в компании мужчин своей свиты. Нередко их сопровождали, по крайней мере часть пути, наиболее авантюрные дамы; однако, поскольку замысловатые придворные костюмы требовали от них сидеть боком в бархатных дамских седлах, совершенно неподходящих для погони, дамы обычно оставались позади, как только собаки поднимали дичь. Нынешним утром они выехали с рассветом. В охоте приняли участие довольно много женщин, включая Элис и Мэдлин.
Элис надела темно-зеленый камзол поверх шерстяных рыже-коричневых корсажа и юбки и соломенную шляпу, приколотую к вуали. Она ехала верхом между Мэдлин и сэром Николасом, сразу за королем и графом Линкольном. Последний приветствовал Элис в дружелюбной снисходительной манере, как будто никогда не проявлял недовольства. Он даже не упоминал Шерифф-Хаттон, что не удивило ее. Она знала, что он не любит и избегает ссор, предпочитая гармонию в отношениях.
Элизабет, соответственно своему предполагаемому деликатному положению, не поехала с ними, и Элис чувствовала себя беззаботно, наслаждаясь запахами королевского леса и свежим прохладным воздухом солнечного утра.
Король охотился с борзыми, спаниелями, мастифами и грейхаундами почти на все, что движется. Прошло совсем немного времени, когда первая дичь, молодая косуля, попалась. Генрих, высоко подняв свой лук, пришпорил коня, и остальные мужчины последовали за ним галопом. Элис, охваченная азартом погони, тоже хотела помчаться вслед за всеми, но как только она пришпорила свою кобылу, рука в перчатке сэра Николаса схватила ее лошадь за уздечку и увела ее от других в небольшую, заросшую кустарником лощинку.
Элис возмутилась:
– По какому праву вы смеете останавливать меня, сэр?
Она спокойно ответил:
– По королевскому приказу у меня есть все права, mi geneth, и я хочу поговорить с вами.
Она закусила губу, зная, что крепко привязана к нему теперь, хотя свадьба еще и не состоялась. Церемония обручения связала ее, теперь Элис не могла ни выйти за другого, ни аннулировать их помолвку без согласия церкви. А если бы она так поступила, ее дети стали бы незаконнорожденными, как дети Эдуарда IV, и не могли бы наследовать владения и титулы ни ее мужа, ни ее собственные. Ее владения уже взял под контроль сэр Николас. Элис заставила себя успокоиться и привести в оправдание другой аргумент:
– Мы отстали от остальных, сэр. Мы станем объектом критики, если не осуждения, за такое поведение.
Сэр Николас склонил голову набок, прислушиваясь.
– Я слышу их крики – значит, они подстрелили оленя и довольны. – Подумав, он добавил: – Во дворце практически невозможно остаться наедине. Никогда нельзя быть уверенным, что тебя не услышат, и я не знаю, представится ли другая возможность сказать то, что я хочу вам сказать.
Встревоженная серьезностью его тона, она насторожилась.
– Что значат ваши слова?
– Только то, что я надеюсь, вы не слишком расстроены решением короля поженить нас. Я знаю, вы не любите меня…
– Нет! Это… – Она искала слова, чтобы объяснить свои чувства, не выдавая, какой уязвимой она ощущает себя. – Сэр, просто сейчас меня смущает сама мысль о браке. Мой мир так недавно разрушился прямо на моих глазах, что я вряд ли знаю, стою я на голове или на ногах. И я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы враг.
– Я вам не враг.
– Может быть. – Она заглянула ему в глаза, стараясь найти в них подтверждение. – Почему вы не… В тот вечер перед церемонией вы сказали мне… Вы… вы сказали… – Она сдалась и замолчала. Ей так хотела верить, что относительно Ловелла у сэра Николаса всего лишь подозрения.