Сумерки светлого леса
Шрифт:
Пока дверь не закрылась и не громыхнул засов, ей почему-то казалось, будто всё происходящее бред или просто такая игра. Вот сейчас Ким подмигнет ей или сделает какой-то знак… неважно какой, она обязательно догадается. Ведь не оставят же её одну с этими зловещими людьми, от одного холодного взгляда которых спина покрывается мурашками. И незнакомым женихом, про которого отец написал кратко: наследник соседней страны. Забыв указать, какой именно. Хотя… с его величества вполне станется и намеренно не выдать такой важной для неё информации. И если допустить, что так и было, значит, ей стоит
А что у нас там самое худшее? Присев на краешек стула и положив руки на стол, Дель прилежно старалась припомнить всех возможных претендентов на её руку, пытаясь отстраниться от назойливых размышлений о странном поведении Ким. Но против её воли мысли о сестре так и норовили вернуться. Однако даже себе Лародель пока не желала признаться, что это пытается вырваться на волю горькая обида. Ведь она ждала звона мечей, криков инлинов, прорывающихся ей на помощь, или даже появления фэй, оставляющей после себя только кровавые ошмётки. И хотя такие жуткие картины вовсе не привлекали принцессу, но именно так она представляла своё избавление.
А вместо этого – равнодушный тон сестры, довольная улыбка, когда Дель согласилась с её требованием. Ну, вот почему эта честная и прямодушная девушка вела себя, как торговка, выпрашивая у неё преданного телохранителя? Словно муж и его сородичи не смогли бы уберечь Кимелию от любого нападения.
Лародель замерла, пытаясь не упустить мелькнувшую мысль, и крепче вцепилась пальцами в истерзанную салфетку. Как же она сразу не сообразила? Ведь Дисси упомянула однажды, что не нужно думать, будто Ким совершенно не способна на женские хитрости. Только проявляется у неё эта способность лишь в минуты крайней опасности. Ведь смогла же она обмануть родителей, собравшихся отправить засидевшуюся в невестах дочь в обитель, и настоять на своём, сидя в запертой комнате с решётками на окнах.
Загремел засов, и Дель напряглась в ожидании очередной плохой новости. Ни на что хорошее она уже не надеялась. Однако в комнате появилась одна из служанок, прибывших с обозом, держа в руках поднос с ужином. Ловко поставив его на край буфета, расстелила перед принцессой хрустящую скатерть и принялась умело сервировать стол. И тут Дель внезапно сообразила, что ей не стоит ничего кушать в этом замке. Как и пить.
– Унеси всё назад, я не буду ужинать, – холодная вежливость королевских интонаций, прозвучавших в её голосе, способна была убедить любого.
Но девица только поджала губы и пугливо скосила глаза на дверь, ни на миг не прекратив своей работы. Наверняка это зловещие незнакомцы приказали непременно накормить принцессу, сообразила Дель. И поэтому она станет кушать лишь в том случае, если маги её свяжут и заставят есть насильно.
Лародель величественно поднялась из-за стола и, придав лицу оскорблённое выражение, прошла к стоящему у незажженного камина креслу. Держа спину прямо, словно на важном приёме, села и только теперь, чинно укладывая руки на колени, заметила зажатую в них скомканную салфетку. Первым порывом было желанье зашвырнуть её в камин, но Дель сдержала себя. И начала аккуратно расправлять смятые кружева и складывать лоскут ткани в ровный квадратик.
– Почему вы не желаете кушать, ваше высочество?! –
Но Дель уже успела решить, если уж у прямодушной Кимелии хватило сил и умения сыграть свою пока непонятную роль, то ей-то сами боги велели.
– Неужели вы не можете понять, что я волнуюсь? – сообщила принцесса неожиданно кротко, подняв на собеседника прекрасные синие глаза. – всё-таки я первый раз выхожу замуж.
– Ваше высочество, это радостное событие состоится только утром, жених не успел доехать, поэтому можете смело ужинать, – скользнула по губам гостя ещё более откровенная ухмылка, но Дель предпочла её не заметить.
– Вот и нужно было отдать мне письмо его величества утром! – совершенно натурально возмутилась принцесса. – Когда я нервничаю, то не могу ни есть, ни спать спокойно!
– Ну, если вы не сможете заснуть, постучите в двери, с этим я помогу, – поразмышляв несколько секунд, нагло заявил незнакомец и неторопливо покинул комнату, оставив принцессу сидеть с побелевшим от негодования лицом. И только через полчаса после ухода негодяя девушка смогла взять себя в руки и выбросить из головы изощрённые способы наказания, которым она его предаст. Если когда-нибудь вернётся в свой дворец, разумеется. И сумеет его поймать.
Зато теперь ей с совершенно другой стороны виделось прощание с Кимелией. И раз та не дала никакого намёка на свое положение и на участь инлинов, значит, у неё была причина. Вот только понять бы ещё, зачем ей так понадобился Мартин? И почему она откровенно обрадовалась, когда Дель его отдала?
А если? О боги, ну почему же она такая тугодумка! И даже жениха своего разоблачила только случайно, хотя потом припоминала, сколько раз у неё была такая возможность и до этого, вслушайся она повнимательнее в его собственные слова!
И теперь она снова едва не пропустила самого основного. Ведь Ким же ясно ей сказала: «Я его заберу». Не беру себе, а заберу, что может означать только – с собой. Значит, Ким выпустили из замка, и раз она так счастливо улыбалась, то определённо не одну. И она решила спасти Мартина, который был совершенно не нужен, а может, и опасен магам. Вот теперь всё встаёт на свои места. И даже слова магистра про помощь в засыпании обрели другой смысл. Дель отлично знала про заклинания, способные в мгновенье уложить в сон людей, не защищённых специальными амулетами. Тысячи раз наблюдала в Ирнеин, как ими пользуются эльфы. Вот только ещё не догадывалась, что и тёмные магистры так искусны в этой области магии.
Значит, все её надежды на спасение напрасны, раз Ким увозит сейчас усыплённых инлинов. От насланного сна никого нельзя разбудить обычными средствами, а Кимелия не имеет и капли магических способностей. Дель тяжко вздохнула и откинулась на спинку кресла. Как же всё-таки несправедливо иметь всё, о чём только мечтают другие: титул, дворцы, украшения, самые роскошные платья и туфельки. И вернувшуюся красоту, которой всегда так жгуче завидовали придворные дамы. Но, несмотря на всё это, быть проданной, словно самая бесправная рабыня, совершенно незнакомому мужчине.