Сумерки
Шрифт:
– Я вижу этого парня, – сказал Чарли. – Неужели он настолько глуп, что считает – мы не замечаем его? Он серьезно полагает, что ведет себя крайне осторожно?
– Может, ему наплевать на то, видим мы его или нет, – сказала Кристина. – Они ведут себя так…, бесцеремонно.
Чарли повернулся к ней и вздохнул:
– Вероятно, вы правы.
– Что вам удалось узнать об этой полиграфической компании «Слово Истины»? – спросила она.
– Как я и подозревал, «Слово Истины» печатает религиозные материалы – брошюры, памфлеты, всевозможные трактаты. Компания принадлежит так называемой Церкви Сумерек.
– Никогда не слышала о такой, – сказала Кристина. – Какая-нибудь бредовая секта?
– Насколько мне известно, именно так. Отъявленные психи.
– Должно быть, совсем небольшая группа, иначе я, вероятно, слышала бы про них.
– Небольшая, но богатая, – ответил Чарли. – Насчитывает около тысячи человек.
– Они представляют опасность?
– Не замечены ни в чем существенном. Но потенциальная опасность существует, они же – фанатики. Месяцев семь назад у нас вышла с ними неприятная встреча по одному делу. К нам обратился человек – его жена сбежала вместе с двумя детьми, трех и четырех лет, и вступила в секту. Эти чудаки отказывались сообщить, где его жена, и не позволяли увидеть детей. От полиции толку было мало, как, впрочем, всегда в подобных случаях. Все так боятся, как бы ненароком не нарушить свободы вероисповедания. Кроме того, дети ведь были не похищены, а находились вместе с матерью. Мать имеет право брать своих детей, куда ей вздумается, если только она не нарушает договора об опекунстве в случае развода, чего в этой истории не было. Как бы то ни было, мы разыскали детей, умыкнули их и вернули отцу. С его женой мы не могли ничего поделать: она вступила в секту по собственной воле.
– Они что, живут общиной? Вроде тех из Джонстауна, несколько лет назад?
– По крайней мере часть из них. У некоторых есть собственные дома или квартиры, если только Мать Грейс позволяет им подобную привилегию.
– Кто такая Мать Грейс?
Он открыл портфель, достал конверт и фонарик-авторучку, протянул ей конверт, включил фонарик и сказал:
– Взгляните.
В конверте находился фотоснимок на глянцевой бумаге размером двадцать на двадцать пять сантиметров. Это был портрет той самой женщины, пристававшей к ним на автомобильной стоянке около торгового центра. Даже на простом черно-белом снимке глаза старухи казались зловещими, в них светилось безумие. Кристина поежилась.
Глава 19
На тыльную сторону выходили окна гостиной, кухни, примыкавшей к ней комнаты для завтрака и общей комнаты, в которую с улицы вели широкие застекленные двери. О'Хара попробовал их открыть, хотя и был совершенно уверен, что они закрыты. Так оно и оказалось.
В патио было пусто. Ни цветочных горшков, ни садовой мебели. Вода из бассейна была спущена, очевидно, перед очередной покраской.
Стоя у дверей, О'Хара посмотрел на соседний дом, расположенный севернее за почти двухметровой бетонной стеной, из-за нее был виден только второй этаж. Там было темно. Южнее, за другой стеной, был еще один дом. На втором этаже горел свет, но у окон никого не было.
С тыльной стороны участок тоже был огорожен, однако дом, примыкавший к нему, был, судя по всему, одноэтажный. Так что его не было видно с того места, где стоял О'Хара.
Он достал фонарик и стал осторожно изучать рамы французской двери и окно. Передвигался быстро, опасаясь быть замеченным. Он искал провода, сенсорную ленту и фотоэлементы – все, что указывает на то, что в доме имеется сигнализация на случай взлома. В таком районе каждый третий дом мог находиться под охраной. Но, похоже, этот не входил в их число.
Он потушил фонарь и спрятал его в сумку, а оттуда извлек компактный, работающий на батарейках прибор размером с небольшой радиоприемник. От него отходил проводок длиной около полуметра, на конце которого крепилась присоска, напоминающая крышку от майонезной банки. Он укрепил присоску на одной из створок французской двери.
И снова его охватило жуткое чувство, что на него надвигается что-то страшное. Обернулся, вперился взглядом в глубину окутанного мраком двора, по спине пробежал холодок. Шуршали на ветру толстые и в то же время хрупкие листья гигантского фикуса, шумели ветви двух пальм, раскачивались и трепетно вибрировали, словно живые, всевозможные кусты. Но внимание О'Хары было приковано к пустому плавательному бассейну, наводившему на него страх. Его внезапно осенило, что там, в бассейне, притаилось нечто, огромное и отвратительное, оно распласталось в этой бетонной яме и ждет, чтобы, улучив момент, сделать свой ход. Это нечто было порождением тьмы, исчадием ада, посланным с одной целью – отвратить смерть от мальчишки. Казалось, что сквозь множество производимых ветром ночных звуков он отчетливо различает идущий из бассейна зловещий, сосущий звук, и до самых костей его пробрала холодная дрожь.
О'Хара вздрогнул – это вернулся Баумберг с двумя мешками.
– Ты тоже слышишь? – спросил Баумберг.
– Да, – ответил О'Хара.
– Он там. Сам Антихрист. Или кто-то из его подручных.
– В бассейне.
Баумберг уставился на черный провал в центре лужайки. Наконец он кивнул:
– Да, я чувствую. Он там, в бассейне.
«Он может причинить нам зло, только если мы начнем сомневаться в могуществе Матери Грейс, нашей заступницы, – твердил про себя О'Хара. – Он может воспрепятствовать нам, только если мы утратим веру или позволим страху овладеть нами».
Так говорила им Мать Грейс.
О'Хара снова занялся дверьми. Присоска оставалась на том же месте – на дверном стекле. Он включил устройство, к которому была подсоединена присоска, и на нем загорелось цифровое табло. Это был детектор звуковых волн, улавливающий и реагирующий на колебания воздуха, возбуждаемые движением. Цифровой датчик ничего не показывал, это означало, что в общей комнате за стеклянными дверями нет включенных радиоприборов.
До того как Мать Грейс обратила его в свою веру, О'Хара был профессиональным взломщиком и вполне преуспевал в своем ремесле. Поскольку Мать Грейс имела пристрастие собирать паству среди самых заблудших, у ее Церкви Сумерек был доступ к таким кладезям уникальных талантов и познаний, о которых законопослушные прихожане традиционной церкви не могли и догадываться. Иногда это обстоятельство оказывалось как нельзя более кстати.
О'Хара снял присоску со стекла, выключил детектор и сунул его в сумку. Затем достал моток липкой ленты и ножницы. Нарезанную полосами ленту он приклеивал на ближнюю к ручке застекленную ячейку двери. Когда все стекло было заклеено, он крепко ударил по нему кулаком.
Стекло разбилось, не произведя большого шума, а осколки остались на ленте. Он осторожно извлек ее и отложил в сторону, затем просунул руку, нащупал ручку замка, повернул ее и открыл дверь.
Теперь практически не оставалось сомнений, что сигнализации в доме нет, следовало проверить лишь одно.
Он опустился на колени, протянул руки, взялся за край коврового покрытия и оторвал его от пола. Панели сигнализации под ним нет – обыкновенная подбивка.
Снова закрепил покрытие на полу. Они с Баумбергом вошли внутрь, неся с собой сумку и мешки.
О'Хара закрыл дверь.
Он посмотрел во двор. Все спокойно.
– Его там больше нет, – сказал Баумберг.
– Нет.
Баумберг всматривался в темноту, туда, где находилась комната для завтрака, а за ней – кухня. Наконец произнес: