Сумма теологии. Том III
Шрифт:
Возражение 2. Далее, Философ отличает плоть, относящуюся к «виду», от плоти, относящейся к «материи», и говорит, что последняя «прибавляется и растет» [751] . Но прибавляется и растет именно то, что происходит из пищи. Таким образом, происходящая из пищи плоть относится к материи, а не к виду. Но истинная человеческая природа относится к виду. Следовательно, пища не может быть изменена в истинную человеческую природу.
Возражение 3. Далее, «природные жидкости», похоже, принадлежат к сущности человеческой природы, и их потеря, по мнению медиков, невосполнима. Но этого бы не было, если бы пища могла изменяться в эти жидкости. Следовательно, пища не может быть изменена в истинную человеческую природу.
751
De Gener. et Corrupt. 1,5.
Возражение 4.
Возражение 5. Кроме того, если бы пища могла изменяться в истинную человеческую природу, то в человеке не было бы ничего, что не могло бы убывать и восстанавливаться, поскольку все, что создается в человеке из его пищи, может как убывать, так и восстанавливаться. Поэтому, если бы человек жил достаточно долго, то, в конце концов, в нем не сохранилось бы ничего из того, что в нем было в начале. Выходит, что в течение своей жизни он не был бы одним и тем же человеком, поскольку для того, чтобы вещь была одной и той же, необходимо сохранение идентичности ее материи. Но все это полная чушь. Следовательно, пища не может быть изменена в истинную человеческую природу.
Этому противоречат следующие слова Августина: «Когда телесная пища разрушается, т. е. теряет свою форму она служит образованию частей тела» [752] . Но части тела относятся к истинной человеческой природе. Следовательно, пища может быть изменена в истинную человеческую природу.
Отвечаю: согласно Философу, «в какой мере вещь причастна истине, в такой и бытию» [753] . Поэтому к истинной природе любой вещи относится то, что входит в состав этой природы. Но природу можно рассматривать двояко: во-первых, в целом, т. е. с точки зрения вида; во-вторых, [в частном, т. е.] с точки зрения индивида. И в то время как форма и общая материя принадлежат к истинной природе вещи, рассматриваемой в целом, индивидуально задействованная материя и индивидуализированная этой материей форма принадлежат к истинной природе этого вот конкретно рассматриваемого индивида. Так, душа и тело принадлежат к истинной человеческой природе в целом, а к истинной человеческой природе Петра или Мартина принадлежат эта вот душа и это вот тело.
752
DeVeraRelig.XL
753
Metaph.ll, 1.
Затем, есть вещи, форма которых может существовать только в одной индивидуальной материи; так, форма солнца не может существовать ни в какой иной материи помимо той, в которой она уже существует В связи с этим некоторые утверждали, что и человеческая форма может существовать только в определенной индивидуальной материи, которая, по их словам, была сообщена этой форме в самом начале при создании первого человека. Таким образом, что бы ни было впоследствии прибавлено к тому, что было получено потомками от прародителя, оно уже не принадлежит к истинной человеческой природе, поскольку не является поистине приданным форме человеческой природы. Но, говорили они, та материя, которая в первом человеке была субъектом человеческой формы, была затем умножена, и таким вот образом из тела первого человека было получено множество человеческих тел. Согласно такому представлению, пища не может быть изменена в истинную человеческую природу; мы используем пищу, говорили они, чтобы помочь природе противиться действию естественной теплоты и тем самым предотвращать испарение «природных жидкостей», что подобно тому, как подмешивают свинец или олово к серебру, чтобы этим предотвратить его истребление огнем.
Но это мнение неразумно по многим причинам. Во-первых, потому что сказанное сводится к тому, что форма может быть воспроизведена в другой материи, или что она может прекратить свое существование в присущей ей материи, поскольку все возникающие вещи могут быть уничтожены, и наоборот. Но ясно, что человеческая форма может прекратить свое существование [только] в этой вот [конкретной] материи, которая является ее субъектом, в противном случае человеческое тело было бы нетленным. Следовательно, она может начать существовать в другой материи только в том случае, если что-то другое будет изменено в истинную человеческую природу.
Во-вторых, потому что если говорить о тех сущностях, вся материя которых содержится в одном индивиде, то в каждом их виде наличествует только один индивид, что очевидно на примере солнца, луны и тому подобного. Таким образом, и в человеческом виде [согласно рассматриваемой теории] должен был бы наличествовать только один индивид.
В-третьих, потому что умножение материи может происходить или только по количеству, как это случается при разрежении некоторых вещей, когда их материя увеличивается в объеме, или по субстанции самой материи. Но коль скоро субстанция [той изначальной материи] сохраняет свое состояние, то о ней нельзя говорить как об умножаемой, поскольку умножение не может заключаться в дополнении вещи самою себя и необходимо связано с разделением. Поэтому к материи должна быть добавлена какая-то другая субстанция, возникшая то ли путем сотворения, толи – изменения чего-то другого. Следовательно, материя может быть умножена либо путем разрежения подобно тому, как это происходит при испарении воды, либо путем изменения каких-то других вещей подобно тому, как это происходит с умножением огня при изменении древесины, либо же – путем сотворения. Но очевидно, что умножение материи в человеческом теле не может происходить путем разрежения, в противном случае тело человека совершенного возраста было бы менее совершенным, чем тело ребенка. Не может оно происходить и путем сотворения плотской материи, поскольку, согласно Григорию, «все вещи были сотворены одновременно в том, что касается субстанции материи, но не в том, что касается видовой формы» [754] . Следовательно, умножение человеческого тела может происходить только благодаря пище, изменяемой в истинную человеческую природу
754
Moral. XXXII.
В-четвертых, потому что коль скоро человек по растительной душе совпадает с животными и растениями, то из этого бы следовало, что тела животных и растений также прирастают не вследствие изменения пищи в питающееся тело, а через посредство некоторого умножения, каковое умножение не может быть природным, поскольку материя не может по природе выходить за пределы некоторого установленного количества и естественным образом может увеличиваться либо путем разрежения, либо путем изменения в нее чего-то другого. Таким образом, мы, в конце концов, вынуждены были бы признать, что все связанные с порождением и питанием процессы, которые принято называть «естественными», сверхъестественны, что очевидно не так.
Поэтому другие полагали, что с точки зрения человеческой природы как таковой форма человека и вправду может приводиться к бытию в какой-то другой материи, а вот с точки зрения конкретного индивида – нет, поскольку в индивиде форма всегда ограничена некоторой определенной материей, в которой она впервые отпечатлевается при порождении этого индивида и пребывает в ней вплоть до полного его уничтожения. И именно эта материя, по их словам, принадлежит к истинной человеческой природе первичным образом. Но так как этой материи по количеству не достаточно, то к ней впоследствии добавляется другая материя, образующаяся путем изменения пищи в субстанцию питающегося индивида в необходимом для роста количестве. И эта материя, говорят они, принадлежит к истинной человеческой природе уже вторично, поскольку она требуется не для первичного бытия индивида, а только для его количества. Таким образом, то, что происходит из пищи, в строгом смысле слова к истинной человеческой природе не принадлежит. Однако это [мнение] также неприемлемо [и вот почему].
Во-первых, потому что это мнение судит об одушевленных телах как о неодушевленных, в которых хотя и наличествует способность производить себе подобное в отношении вида, однако отсутствует способность производить себе подобное в отношении индивида, каковой способностью в одушевленных телах является как раз питательная способность. Поэтому, если бы пища не могла изменяться в истинную природу одушевленных тел, то их питательная способность была бы излишней.
Во-вторых, потому что активная семенная сила является некоторым впечатлением, полученным из души порождающего, о чем уже было сказано (118, 1). Следовательно, она не может быть более действенной, чем душа, из которой она получена. Если, таким образом, благодаря семенной силе некоторая материя принимает форму истинной человеческой природы, то тем более душа через посредство питательной силы может отпечатлевать форму истинной человеческой природы в изменяемой ею пище.
В-третьих, потому что пища необходима не только для роста, в противном случае с прекращением роста никто бы уже не питался, но также и для восстановления утраченного вследствие природной теплоты. Но восстановление возможно только в том случае, если образуемое из пищи занимает место утраченного. И поскольку то, что было изначально [и впоследствии было утрачено], принадлежало к истинной человеческой природе, то точно так же должно принадлежать к ней и то, что образуется из пищи [и занимает его место].