Сумма теологии. Том IV

Аквинский Фома

Впрочем, порою похоть в прямом смысле слова является причиной страдания. И так это потому, что препятствующее движению ради достижения цели противно такому движению. Затем, то, что противно движению желания, является причиной страдания. Следовательно, похоть становится причиной страдания в той мере, в какой мы страдаем из-за задержки в обретении желаемого блага или из-за полной утраты возможности [его обретения]. Но она не может являться универсальной причиной страдания, поскольку мы более страдаем вследствие утраты наличного, уже доставившего нам удовольствие блага, нежели из-за утраты грядущего блага, которым мы желали бы обладать.

Ответ на возражение 1. Склонность желания к обладанию благом обусловливает склонность желания к избежанию зла, о чем уже было сказано.

И потому случается так, что относящиеся к благу движения желания рассматриваются как обусловливающие те движения желания, которые относятся к злу.

Ответ на возражение 2. То, что является объектом похоти, хотя и относится к будущему, тем не менее в определенном смысле наличествует, поскольку существует в надежде. А еще можно сказать, что хотя желаемое благо само по себе относится к будущему, тем не менее препятствие к его достижению существует в настоящем, в результате чего и возникает страдание.

Ответ на возражение 3. Похоть доставляет удовольствие постольку, поскольку есть надежда на обладание желаемым. Но если препятствие устраняет надежду, то похоть обусловливает скорбь.

Раздел 3. Является ли причиной страдания жажда единства?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жажда единства не является причиной страдания. Так, Философ, когда речь зашла о мнении тех, которые утверждали, что причиной удовольствия является полнота, а страдания – разделение [659] , сказал, что «это мнение, должно быть, возникло под влиянием страданий и удовольствий, связанных с пищей» [660] . Но далеко не каждое удовольствие или страдание относится к этому виду. Следовательно, жажда единства не является универсальной причиной страдания, поскольку полнота принадлежит единству, а разделение – причина множества.

659

Аристотель говорит о «восполнении чего-то природного», а не о «полноте», и о «нехватке», а не о «разделении».

660

Ethic. X, 2.

Возражение 2. Далее, любое разделение противоположно единству. Таким образом, если бы страдание обусловливалось жаждой единства, то никакое разделение не было бы приятным, что очевидно не так в тех случаях, когда речь идет об отделении лишнего.

Возражение 3. Далее, одна и та же причина побуждает нас желать соединиться с благом и отделиться от зла. Но как соединение относится к единству, поскольку оно суть своего рода союз, точно так же отделение противоположно единству. Следовательно, жажду единства надлежит рассматривать не иначе, как обусловливающую страдание жажду отделения.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Испытываемые бессловесными животными страдания со всей очевидностью свидетельствуют о том, что их души страстно желают единства в управлении и одушевлении их тел. В самом деле, что есть страдание, как не ощущение беспокойства, вызванное разделением или разрушением?» [661] .

Отвечаю: коль скоро страстное желание, или жажда, блага может рассматриваться в качестве причины страдания, то точно так же можно полагать таковою и жажду, или любовь, единства. Ведь благо любой вещи связано с некоторым единством, поскольку каждая вещь в своем единстве состоит из всех тех элементов, в которых заключается ее совершенство; поэтому платоники утверждали, что «единое» суть то же начало, что и «благо». Таким образом, все по природе желает единства точно так же, как оно желает блага, и потому как любовь, или желание, блага может являться причиной страдания, точно так же может являться ею и любовь, или жажда, единства.

661

De Lib. Arb. Ill, 23.

Ответ на возражение 1. Совершенное благо обусловливается далеко не любым видом единства, но только таким, от которого зависит совершенство бытия. Поэтому не все виды страстного желания единства причиняют страдание, или боль, как утверждали те, чье мнение было опровергнуто Философом на том основании, что полнота приятна не всегда; так, например, когда человек насытился сполна, он уже более не получает никакого удовольствия от еды, поскольку полнота, или единство, подобного вида не столько способствует, сколько препятствует совершенству бытия. Следовательно, страдание обусловливается жаждой не всякого вида единства, а лишь того единства, в котором заключается совершенство природы.

Ответ на возражение 2. Разделение может быть приятным или потому, что оно устраняет нечто, противное совершенству вещи, или потому, что оно связано с каким-либо внешним единством, например, единством чувства со своим объектом.

Ответ на возражение 3. Отделение от обременяющих и разрушающих вещей желается постольку, поскольку они пагубны для истинного единства. Поэтому жажда подобного отделения не является первичной причиной страдания, а таковой является жажда единства.

Раздел 4. Является ли причиной страдания непреодолимая сила?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что превосходящую силу не должно полагать причиной страдания. В самом деле, во власти действователя находится не настоящее, а будущее. Но страдание относится к наличному злу. Следовательно, превосходящая сила не является причиной страдания.

Возражение 2. Далее, причиной страдания является причиненный вред. Но вред можно причинить даже при наличии меньшей силы. Следовательно, превосходящую силу не должно полагать причиной страдания.

Возражение 3. Далее, причинами движения желания являются внутренние склонности души. Но превосходящая сила – это нечто внешнее. Следовательно, ее не должно полагать причиной страдания.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Душевное страдание причиняется сопротивлением воли превосходящей силе, в то время как телесная боль причиняется сопротивлением чувства более сильному телу» [662] .

Отвечаю: как уже было сказано (1), наличное зло обусловливает страдание, или боль, через посредство объекта. Поэтому причиной страдания, или боли, должно полагать то, что обусловливает наличие зла. Но очевидно, что быть соединенным с наличным злом противно склонности желания, а то, что противно склонности вещи, не может произойти с нею иначе, как только под воздействием того, что обладает превосходящей силой. Поэтому Августин указывает на превосходящую силу как на причину страдания.

662

De Nat. Boni. XX.

Впрочем, следует заметить, что если превосходящая сила действует таким образом, что преобразует противоположную ей склонность в совпадающую со своей собственной, то в таком случае ни о каких несовместимости и насилии речь уже не идет; так, если более могущественный действователь, воздействуя на тяжелое тело, лишает его склонности к нисхождению, то пришедшая на ее место склонность к восхождению является уже не насильственной, но вполне естественной.

Таким образом, если некая превосходящая сила преобладает настолько, что лишает волю или чувственное пожелание присущих им склонностей, то в результате [ее воздействия] не возникает страдания, или боли, поскольку подобное происходит только тогда, когда противоположная склонность желания сохраняется. Поэтому Августин и говорит, что страдание «причиняется сопротивлением воли превосходящей силе»; в самом деле, если бы воля не противилась, а согласилась и уступила, то результатом было бы не страдание, а удовольствие.