Сумма теологии. Том IV
Шрифт:
Ответ на возражение 2. Время необходимо умаляет значение всего того, причины чего со временем ослабевают. Далее, очевидно, что со временем память ослабевает, поскольку то, что случалось давно, выветривается из нашей памяти. Но гнев обусловливается памятью о причиненном вреде. Следовательно, причина гнева с течением времени понемногу ослабевает и, в конце концов, полностью исчезает. Кроме того, при первом ощу щении ущерб кажется большим [чем он есть], и соответственно оценивается как именно такой, но со временем, когда ощущение уходит в прошлое, уменьшается и оценка ущерба. То же самое справедливо и в отношении любви, если причина любви находится исключительно в памяти, в связи с чем Философ говорит, что «если отсутствие друга продолжительно, оно, кажется, заставляет людей забыть дружбу» [861] . А вот когда друг присутствует, причина дружбы со временем усиливается
861
Ethic. VIII, 6.
Ответ на возражение 3. Любая сила, которая разделяется сама в себе, ослабевает. Следовательно, если человек, будучи разгневан на одно, разгневается еще и на что-то другое, то уже только поэтому его прежний гнев ослабеет. Особенно это заметно в том случае, когда его второй гнев сильнее первого, поскольку тот причиненный вред, который обусловил его первый гнев, будет по сравнению со вторым вредом, который оценивается как больший, казаться незначительным и не стоящим того, чтобы из-за него гневаться.
Раздел 3. Препятствует ли гнев, прежде всего, пользованию разумом?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что гнев не препятствует пользованию разумом. В самом деле, то, что предполагает акт разума, похоже, не препятствует пользованию разумом. Но, как сказано в седьмой [книге] «Этики», «гнев прислушивается к голосу разума» [862] . Следовательно, гнев не препятствует разуму
862
Ethic. VII, 7.
Возражение 2. Далее, чем больше чинится препятствий разуму, тем меньше человек демонстрирует свои замыслы. Но Философ говорит, что «помыслы разгневанного не скрыты, а открыты» [863] . Следовательно, похоже на то, что гнев, в отличие от вожделения, которое, как сказано в том же месте, склонно скрывать свои помыслы, не препятствует пользованию разумом.
Возражение 3. Далее, суждение разума наиболее очевидно при сопоставлении им противоположностей, поскольку противоположности более всего различимы, когда находятся рядом. Но это также увеличивает и гнев, поскольку по словам Философа, «люди особенно склонны гневаться тогда, когда речь идет об умалении их чести, например, доблестные люди, когда их позорят» [864] , и так далее. Таким образом, одна и та же причина и усиливает гнев, и облегчает суждение разума. Следовательно, гнев не препятствует суждению разума.
863
Ibid.
864
Rhet. II.
Этому противоречит сказанное Григорием о том, что гнев, «в возбуждении тревожа ум, лишает его света разумения» [865] .
Отвечаю: хотя ум, или разум, не использует телесный орган для осуществления собственного акта, тем не менее, коль скоро для этого акта требуются некоторые чувственные силы, деятельность которых нарушается вследствие встревоженности тела, то из этого с необходимостью следует, что любое телесное волнение может препятствовать суждению разума, что очевидно в случае опьянения или сна. Но уже было показано (2), что гнев вызывает телесное волнение – прежде всего, в области сердца, – последствия чего проявляются и во внешних членах. Следовательно, из всех страстей гнев наиболее явственно препятствует суждению разума, согласно сказанному [в Писании]: «Встревожено гневом око мое» [866] (Пс. 30:10).
865
Moral. V 30.
866
В синодальном переводе: «Иссохло от горести око мое».
Ответ на возражение 1. Начало гнева находится в разуме, а именно в том, что касается движения желания, которое является формальным элементом гнева. Но страсть гнева препятствует совершенному суждению разума, как если бы она прислушивалась, но не слишком, из-за изменения, вызванного мгновенным повышением температуры, каковое изменение является материальным элементом гнева. И в этом отношении гнев препятствует суждению разума.
Ответ на возражение 2. О разгневанном говорят как об открытом не потому, что ему открыто, что надлежит делать, а потому, что он не скрывает свои замыслы и действует открыто. Это отчасти происходит потому, что гнев чинит препятствия разуму, вследствие чего тот не различает, что лучше скрывать, а что исполнять открыто и не придумывать способы сокрытия, а отчасти из-за расширения сердца, усиливающего великодушие, которое является следствием гнева, а о великодушном Философ сказал, что «ненависть его и дружба необходимо должны быть явными… И говорит, и действует он явно» [867] . О вожделении же, с другой стороны, говорят как о низком и скрытном потому, что во многих случаях то, чего жаждет вожделение, имеет оттенок постыдного и сладострастного, и человеку хочется, чтобы оно не было замечено [другими]. Но когда речь идет о том, что имеет оттенок мужественности и превосходства, например, отмщении, человек старается быть открытым.
867
Ethic. IV, 8.
Ответ на возражение 3. Как уже было замечено, движение гнева зарождается в разуме, в связи с чем сопоставление противоположностей облегчает суждение разума по той же причине, по какой оно увеличивает гнев. В самом деле, когда обладающий почетом или богатством человек их теряет, потеря кажется большей, чем она есть, из-за контраста, а еще потому что она явилась неожиданностью. Следовательно, она причиняет и большую печаль, как и большое благо вызывает тем больший восторг, чем более неожиданно его обретение. И чем больше возрастает предшествующая [гневу] печаль, тем больше возрастает и [сам] гнев.
Раздел 4. Обусловливает ли гнев прежде всего молчаливость?
С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что гнев не обусловливает молчаливость. В самом деле, молчаливость противоположна речи. Но возрастание гнева способствует речи, что очевидно на примере трех степеней гнева, установленных нашим Господом, когда Он говорит: «Всякий, гневающийся на брата» и, далее, «кто же скажет брату своему «рака"" и, наконец, «а кто скажет «безумный"" (Мф. 5:22). Следовательно, гнев не обусловливает молчаливость.
Возражение 2. Далее, человек иногда вспыхивает и произносит неподобающие речи из-за того, что не следует распоряжениям разума, в связи с чем [Писание] говорит: «Что город разрушенный без стен – то человек, не владеющий духом своим» (Прит. 25:28). Но, как уже было сказано (3), гнев в первую очередь препятствует суждению разума. Следовательно, в первую очередь из-за гнева вспыхивают и произносят неподобающие речи. Следовательно, он не обусловливает молчаливость.
Возражение 3. Далее, [в Писании] сказано: «От избытка сердца говорят уста» (Мф. 12:34). Но гнев, как уже было сказано (2), в первую очередь обусловливает волнение в сердце. Поэтому он в первую очередь способствует речи. Следовательно, он не обусловливает молчаливость.
Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «внутри гнев пылает особенно люто, когда не изливается вовне через рот» [868] .
Отвечаю: как уже было сказано (3; 46, 4), гнев последует акту разума и препятствует разуму, и в обоих отношениях он может обусловливать молчаливость. [Он может обусловливать молчаливость] со стороны разума в том случае, когда разум еще настолько контролирует ситуацию, что хотя и не может обуздать желание отомстить, тем не менее может удерживать язык от необузданных речей. Поэтому Григорий говорит, что «порою растревоженный ум, как бы вынося суждение относительно гнева, приказывает молчать» [869] . [Он может обусловливать молчаливость] со стороны препятствования разуму, поскольку, как было показано выше (2), волнение гнева передается внешним членам, и в первую очередь тем, которые наиболее явственно выражают волнения сердца, вроде глаз, лица и языка; по этой причине, как уже было сказано (2), «язык заплетается, лицо горит, глаза становятся свирепыми». Следовательно, гнев может причинять такое волнение, что язык лишается дара речи, результатом чего является молчаливость.
868
Moral. V, 30.
869
Ibid.