Сумрачная планета
Шрифт:
— Он настолько смертоносен? — спросила Лея.
Греглик рассмеялся.
— Милая девочка, мало наркотиков, которые столь смертоносны. Он заставляет проделывать над собой то, что тебя уничтожает. Сладоцвет в точности как сон. Достаточно совсем немного — может быть, двух капель, — и тебе кажется, что ты только что проснулся, и твой разум не в состоянии заняться чем-либо полезным. Ты просто сидишь в пижаме и говоришь себе: «Я займусь делом, когда будет более подходящее время». Но ты, конечно, никогда и ничего не сделаешь. Пять капель — и ты можешь бесконечно сидеть, свернувшись клубком, ни о чем не думая, глядя на паутину в углу или пыль на стене. Твой разум абсолютно ясен,
Лея тогда подумала: «Например, видеть, как гибнет твой мир и умирают все, кого ты знал?». Ей приходилось переживать подобное, когда она помогала Люку и Хэну бежать с планами Звезды Смерти; когда она приводила в движение события, которые уничтожили Гранд Моффа Таркина и любимое супероружие Императора, превратив его в звездную пыль.
Она сменила тогда тему, а несколько недель спустя Греглик погиб. Многие годы она не вспоминала ни о нем, ни о том разговоре.
Но его слова вновь пришли ей на ум, когда она услышала мягкий щелчок отпираемого замка и шелест одежды где-то совсем рядом. В панике она попыталась повернуть голову, но не смогла.
Она вообще не могла пошевелиться.
Сладоцвет, подумала она.
Ее охватила паника.
Кто-то определенно приближался к дивану, на котором она лежала. Бархатное платье, которое было на ней во время встречи с Ашгадом, все еще окутывало ее, словно невыносимо тяжелый саван. В стене напротив ее ног была дверь или длинная прозрачная панель, и падавшие сквозь нее солнечные лучи касались колен, согревая их под бархатными складками. Стена вокруг двери была из литого пермакрета, некрашенная и неоштукатуренная; дальше виднелась выложенная камнями терраса, низкая пермакретовая стена и открытое пространство, залитое приторно-ярким светом.
Снова зашуршала одежда. Она ощутила вибрацию, когда кто-то взялся за резную спинку дивана.
Ножки мягко заскрежетали по пермакретовому полу, когда диван поволокли назад, прочь от прямоугольника солнечного света, в глубокую тень комнаты.
Каждый атом тела Леи вопил, бился и сопротивлялся, веля ей хотя бы повернуть голову. И каждый атом сладоцвета, разлитого в организме, смеялся над волей и обращал тело в тяжелую, неподвижную, бесформенную массу.
Диван остановился.
«Вставай, вставай, вставай!» Из-за спинки дивана появился Дзим. Он стоял, глядя на Лею большими, совершенно бесцветными глазами («На корабле они были карими. Я знаю, что на корабле они были карими»), — и Лея увидела, что кожа на его горле, там, где она виднелась из-под расстегнутого воротника свободной серой мантии, была пурпурно-коричневой, блестящей и даже слегка членистой. Хитин, ничего общего с человеческой кожей. Когда он сел на диван рядом с ней и взял ее руки в свои, она увидела между манжетами перчаток и обшлагами мантии запястья — точно такие же.
Он увидел, что она смотрит на него, и улыбнулся, проведя очень длинным, очень острым языком по острым коричневым зубам. Продолжая смотреть ей в глаза, он повернулся к ней боком, так, чтобы она не могла видеть его рук, и снял перчатки. Она почувствовала, как он положил их ей на плечо. Потом взял ее левую ладонь в свои.
Она ощутила, что куда-то проваливается, почувствовала нарастающую боль в груди, так же как и тогда, в ее каюте на «Бореалисе». Нарастающий, всеохватывающий холод, перехватывающий дыхание.
Я умираю, подумала Лея. Она видела, как тонкие, темные губы секретаря раздвигаются в непостижимом подобии улыбки или пресыщенного вздоха. Он пребывал в экстазе, так же как и на корабле.
Он встал и обошел ее сзади. Откинув в сторону ее волосы, он положил обе руки ей на шею. Ее пронзило нечто, что не было ни болью, ни холодом, нечто намного более ужасное, чем прежде.
Пожалуйста, не надо, подумала она.
Хэн, подумала она.
Лучше прикончи меня, грязный паразит, ибо если ты этого не сделаешь — клянусь собственным отцом, я сломаю твою вонючую шею, подумала она.
И погрузилась в бесконечную черноту.
Голоса пробивались сквозь паутину Силы.
Голосов были сотни — Люк ощущал в них ужас и отчаяние. Умирающие, подумал он… И еще он подумал, в первом приступе паники, что среди них была Лея, испуганная и одинокая. Но во всеобщей суматохе он не мог быть в этом уверен.
Рука его метнулась к пульту связи, вызывая далекие изображения «Бореалиса» и его эскорта. Судя по полученной информации, они направлялись к точке прыжка к Корусканту; судя по увиденной им картине — тоже. Несколько мгновений Люк боролся с искушением связаться с ними — на «бритве» была аппаратура шифрования, — но сдержался, подумав о возможности быть подслушанным агентами Гетеллеса и о других, безымянных опасностях. Вместо этого он подключился к передающему каналу и услышал голос Леи, спокойно докладывавшей Риеканну и Акбару: «…наша миссия успешно завершена. Мы возвращаемся домой».
Что случилось?
И где? Может быть, на Педдуцис Хориосе? Или на какой-нибудь другой планете неподалеку? Иногда с помощью Силы это трудно было определить. Она отбирала и усиливала некоторые искажения жизненных волн Вселенной, искажала другие. Вот и сейчас тяжкое горе, холодная паника, которые он ощутил, сошли на нет; он даже не мог бы с уверенностью сказать, откуда они исходили.
Он перевел взгляд на растущую в размерах фиолетовую звезду, Хориос II, солнце Нам Хориоса. Крошечная ослепительно-белая точка рядом с ней, видимо, и была планетой.
На него нахлынула звенящая волна Силы, заполняя его без остатка, пронизывая маленький кораблик, словно гамма-лучами. Как в тот далекий день, когда он впервые прилетел на Дагоба и смятенно глядел на бурлящую жизнь этого странного мира, теперь он тоже ощущал присутствие чего-то безмерного, чего не в состоянии был понять.
Неудивительно, что Каллисту привлекла эта планета.
…Дагоба. Они отправились с ней туда, где Иода учил его невозможному, как тогда казалось упрямому ученику, — использовать Силу. Она хотела повторить его путь и тоже обрести невозможное. Там, на ночных болотах, в котле Силы, на них обрушилась стая летунов. Люк вспомнил их бой… желтый светящийся луч лазерного меча Каллисты — и, на секунду, ее опасную открытость темной стороне Силы…
Люк дотронулся до рычагов, выходя на высокую орбиту.
Теперь планета была отчетливо видна. Сланцевые пустыни, гладкие и твердые, словно площадки для роллербола, тянулись километр за километром. Их окружали группы разбитых скал, стены иззубренных гор, не тронутых дождями или корнями растений. В других местах дно высохшего моря на тысячи миль покрывал граненый, похожий на стеклянную крошку гравий, который сверкал так, словно планета была одним громадным драгоценным камнем. Прозрачные кристаллы гор отбрасывали блеклые, изломанные отражения в тусклом свете маленького белого солнца, их цепи превращались в линии одиноких дорог, мощенных хрусталем, словно соединявших стоявших на большом расстоянии друг от друга часовых в сверкающей сумеречной пустыне.