Сумрак в конце туннеля
Шрифт:
Прищурившись, Кухулин посмотрел на Ленору. Та, отрывисто дыша, с ненавистью глядела в сторону автопарка. Там засели остатки армии Божественного Совета и там же среди своих подельников скрывался некогда могучий диктатор Десяти Деревень, великий вождь Новомирья, божественная инкарнация Одина — Аркадий Верхоянский. Автопарк — это все, чем теперь владел могучий правитель. Четыре месяца бескомпромиссной революционной войны закончились штурмом «Нового мира». И вот остался всего один рывок, одна атака, и победа станет окончательным торжеством справедливости. Его торжеством.
Валера вдруг конвульсивно дернулся, изо рта его вырвалась
— Ирма! — властный голос Кухулина не терпел возражений. — Попрощайся с ним!
Женщина вздрогнула, ее взгляд выражал мольбу не заставлять ее делать это. Но играющие на лице Кухулина желваки не оставили ей никаких шансов. Она подошла к умирающему, встала перед ним на колени и поцеловала. Спустя полминуты Валера умер, но чудилось, что глаза его в последние мгновения жизни лучились умиротворяющим светом счастья…
«Интересно, что бы на это сказал Олег?» — подумалось Кухулину. Но майор революции Олег Протасов сейчас подавлял, как любил иногда выражаться отец Арсений, «контрреволюционный мятеж», — в Бессоново. Двоюродный брат диктатора Сергей Верхоянский умудрился поднять восстание и захватить второй по важности населенный пункт Новомирья. Что ж… это лишь выпад загнанной в угол смертельно раненной крысы — и не более того…
На практике автопарк оказался хорошо укрепленным бастионом с заграждениями из колючей проволоки, окопами и блиндажами. И взять лобовой атакой его было невероятно трудно, почти невозможно. На совещании решили проутюжить укрепления врагов минометным огнем, но обоз со снарядами уже на подходе к «Новому миру» уничтожили диверсанты. В том бою погиб еще один соратник Кухулина — Илья. Впрочем, лучевая болезнь все равно доконала бы его. Бойцы Революционной армии Новомирья понимали, что победа близка, но именно ее близость заставляла людей беречься. Никому не хотелось умирать за мгновенья до окончательного свержения ненавистного ига диктатора. За эти сутки солдаты Божественного Совета отразили две атаки. Валера возглавлял ударную бригаду — и вот результат.
— Святой Эрнесто, из Кирьяновки подошло подкрепление во главе с майором революции Вазгеном Артуряном, — доложил Кухулину запыхавшийся восемнадцатилетний парень. — Они ждут ваших дальнейших распоряжений.
— Отец Арсений пришел с ними?
Парень утвердительно кивнул, а затем, неожиданно вспомнив о субординации, вытянулся в струнку и пророкотал:
— Так точно, святой Эрнесто!
Кухулин тяжело вздохнул. Как же они достали его своими «святыми Эрнесто» и прочей мутью…
— Позови сюда Вазгена и Арсения.
Парень исчез, а Кухулин с помощью бинокля еще раз осмотрел автопарк.
Он уже давно перестал бороться со своим обожествлением. Для многих, главным образом благодаря пропаганде отца Арсения, он стал воплощением небесного провидения, для кого-то — бессовестным циником и лгуном, для кого-то — исчадием ада. Но никто не знал, кем он был на самом деле. Все, буквально все принимали его лишь за того, за кого хотели принимать.
Был ли он, пришелец издалека, воплощением божественной воли? Разумеется, был. Когда на следующий день после Великой мистерии, посоветовавшись со своими спутниками, Кухулин, выступив с пламенной речью, объявил о наборе в Революционную армию Новомирья, он уже не принадлежал себе. Он добровольно, пусть и на короткий срок надел на себя маску святого Эрнесто. Нет, слезы священника почти не смягчили его сердце, но чаяния сотен, тысяч новомирцев, вопиющая несправедливость, творящаяся в этих землях, заставили задержаться его в этой местности. Ведь глас народа — глас Божий. А значит, сейчас он являлся рукой провидения.
Был ли он бессовестным циником и лгуном? Конечно, был. Люди всегда и во все времена слишком жалели себя, при этом страдая чувством собственной важности. Они — косные и инертные — с легкостью вылепливаются в те формы, которые нужны власть имущим. Они жалуются на проблемы, скулят, сетуя на сильных мира сего, но при этом всегда находят причину, по которой не могут вступить в борьбу за свои права, за свою честь, за свою свободу. Что ж… инертное тело движется по пути наименьшего сопротивления — закон физики. И чтобы добиться победы, приходится хитрить.
В Лукино, где по странному с течению обстоятельств жило много бывших деятелей коммунистической партии и левых движений, Кухулин говорил о свободе и равенстве, о возрождении принципов справедливого распределения прибавочного продукта. В Бессоново, богатом селении, он возвещал о попранных правах собственников. В Покровском, где были сильны веяния ортодоксального православия, в Революционную армию шли во имя Отца, Сына и Святого Духа. Наконец, в Кирьяновке он просто явил чудо, подъехав к деревенскому частоколу на спине волкоеда — огромного, до трех метров в холке, черного шерстистого чудища, чем-то схожего по внешнему виду с медведем, но только более проворного. В зубах зверюга держала свежий труп волкодлака…
Являлся ли Кухулин исчадием ада? Однозначно — да. Десятки шли воевать добровольцами, но сотни, если не тысячи, оставались в своих домах, в душе сочувствуя восставшим, надеясь при этом попользоваться плодами победы, не испачкавшись в крови и ничего не предложив взамен. Только вот революция, как известно, в белых перчатках не делается. И тогда был издан чрезвычайный декрет «Об обязательной воинской повинности», и в короткий срок более тысячи человек встало под ружье. Отказ от службы наказывался конфискацией личного имущества и обращением в рабство на пять лет. Да, он был для многих воплощением зла, ибо потревожил их мелкий быт, заставил претворять мечты о свободе в реальность, принудил быть соучастником общего дела…