Сумрак в конце туннеля
Шрифт:
Солгав Лысому, он прежде всего солгал самому себе. Желание перейти на ту сторону реки зрело в нем уже давно, и вот он, наконец, решился. Но дорога не обещала быть легкой, и Алексей прекрасно это понимал. До двух ближайших переправ было примерно одинаковое расстояние, если идти вдоль реки. Но на юге нужно было пройти мимо тюрьмы, и только один этот факт отсекал данный вариант. Да к тому же на паре высотных зданий в тех местах устроили гнездовья ящеры.
Оставалось северное направление, до Матросского моста.
Алексей встал и направился к кровати Лунатика. Под
Подойдя к кровати, Алексей посветил в лицо лежащего. На нем застыло одухотворенное выражение, глаза были закрыты. Он спал, но Алексей предпочитал называть это «путешествием».
Лунатик единственный скрашивал жизнь здесь. Обычно он вел себя довольно тихо, но как только его настроение становилось откровенно поганым, это был сигнал к началу «путешествия». В течение нескольких дней он бредил и метался, так что приходилось его привязывать. Он называл окружающих странными именами, с кем-то разговаривал. Мог лежать неподвижно с открытыми глазами. Путешествовал.
А после пробуждения, когда Лунатик приходил в себя настолько, что его можно было отвязать и перенести в инвалидную коляску, заменяющую здесь стул, он рассказывал бесподобные по красоте истории, которые все с интересом слушали… В них было все: эпические сражения и космические перелеты, храбрые герои и могучие правители, события глубокого прошлого и далекого будущего. Но больше всего нравились истории, в которых описывалось безмятежное существование в окружении цветущей природы. К сожалению, подобные звучали редко…
Алексей тряхнул головой, опустился на четвереньки и достал из-под кровати защитный костюм и противогаз.
Расстегнув нагрудный карман рубашки, он вынул весь свой боезапас — единственный оставшийся патрон. Много раз он задавался вопросом, кому он предназначен — ему, одному из его товарищей или кому-то с поверхности? Ответа не было, но, по крайне мере, это была его защита там, наверху.
Зарядив пистолет и собрав все необходимое, Алексей облачился в комбинезон и направился к выходу.
У двери, прислонившись к ней ухом, замер старик. Его голову обрамляли седые спутанные волосы, выбивавшиеся из-под тряпки, которой была обмотана голова. Одет он был в облезлый ватник и продранные в нескольких местах матерчатые штаны.
— Кого слушаешь, отец? — негромко спросил Алексей.
— Шаги его слушаю, — скороговоркой ответил Проповедник.
— Чьи, Апокалипсиса? — с улыбкой оттеснив деда в сторону, Алексей принялся искать по карманам ключ.
— Господа нашего шаги слышу, дурень. А ты-то, стало быть, не слышишь, значит, нет в тебе Его искры. А во мне целый костер горит, святой огонь, очищающий. Жжет изнутри, заснуть не дает, — все тараторил и тараторил старик. — Призывает на службу меня. Вот сменю рубище на святое одеяние и пойду дорогой Его, дверь искать в чертоги Его.
— И где она, эта дверь? — хмыкнул Алексей.
— Везде! Везде, где только можно! — Проповедник неопределенно махнул рукой в сторону, после чего внезапно перешел на шепот:
— Легко ее
— Наверное, не этим? — Алексей, наконец, нашел, что искал, и принялся отпирать дверь.
— А что если как раз этим? — прищурился старик. — И это как раз та дверь и есть?
— Я в нее лет двадцать уже вхожу-выхожу, и никого пока не нашел.
Проповедник несколько секунд сверлил Алексея взглядом, после чего глубоко вздохнул и отошел к стене.
— Лысый, ключ возьми! — прокричал Алексей в темноту и повернулся к старику: — Ну, так благословишь, отец?
— Бог троицу любит, — пробурчал Проповедник и скрылся во мраке.
Пройдя несколько технических помещений, Алексей поднялся из подвала и остановился у окна. Снаружи шел дождь. Тучи затянули все небо, скрыв и луну, и звезды. Погода была неподходящая, но выбирать не приходилось.
Выбравшись через окно на улицу, Алексей прошел к парадному входу и навалился плечом на забаррикадированную изнутри дверь. Удовлетворившись результатом, он хотел было продолжить путь, как вдруг его взгляд упал на до боли знакомую потертую табличку у входа: «Псих…рич..к.я ольн… № 3 им. В. А. Ги……….». «Номер три… троица… Бог любит… Не здесь та троица, которую он любит?», — промелькнуло в голове у Алексея. Он развернулся и пошел на юг, к реке.
Пройдя через депо, заполненное ржавыми остовами навсегда остановившихся трамваев, он вышел на набережную. Бросил взгляд на запад. Из-за стены дождя практически ничего не было видно, но Алексей знал, что в той стороне, за полосой разросшихся деревьев, находится «Матросская тишина», бывшая тюрьма.
Из этого жуткого места порой доносился оглушительный лязг, слышный даже в подвале больницы. Но чаще — глухие, сдавленные вопли тамошних обитателей — «матросов», как их называл Алексей. Сам он их видел только пару раз, издалека, а вот Лысый как-то раз вернулся после встречи с одним из них едва живой от страха.
Отвернувшись, Алексей побрел вдоль реки на северо-восток. По правую руку виднелись громады выступающих из мрака зданий. Сколько раз он думал бросить все и пойти, куда глаза глядят, на поиски чего-то, способного улучшить его жизнь. В последнем рывке углубиться в мрачный лабиринт. Алексей поднял голову к небу. Капли дождя стекали по стеклам противогаза, словно слезы.
И он зарыдал по-настоящему.
С ним часто такое случалось на поверхности. Он рыдал в голос, зная, что противогаз заглушит звуки. Рыдал от безысходности.
Никто из них не заслужил такой участи. Ни Проповедник, ищущий Бога в разрушенном мире. Ни Одноглазый, каждый день выслушивающий приказы убить самого себя. Ни Лысый, страдающий тяжелой формой амнезии и вынужденный начать после Черты новую жизнь, похожую больше на существование. Ни Лунатик, путешествующий в своих «снах» по другим вселенным и не подозревающий, что это величайшая в мире ложь. Ни он, Алексей, бывший всего лишь ночным сторожем этой чертовой больницы, чья вахта затянулась на целую вечность.