Сунгирская лошадка
Шрифт:
– Светка, а я в печке был с трехэтажный дом. Там тысяча градусов. Когда надо чинить газовые горелки, знаешь, слесаря одеваются, как на Северный полюс, и лезут под печь. Вот работка, а?
Оторопелая слушательница в самом деле не знала, что бывает такая жаркая работа, где печься будешь. Но, как ни странно, расспрашивать ни о чем не стала, а вынула из кармана брюк горсть конфет в золоченых обертках:
– Угощайся!
– Кто дал?
– Этот, в полосатой-то рубашке, которого огород-то срыли!
– Он зачем приходил?
– Так просто. "Слышь, -
– А ты что?
– Правда, говорю. Так сам профессор объяснял.
– Дальше что?
– Он попросил фигурку с собой, говорит, сколько хочешь таких наделает.
– И ты дала?
– Ага, - беспечно сказала Света, поглощая очередную шоколадную конфету, - а что такого, он ведь сказал - вернет...
– Как же, держи карман шире, продаст пластинку кому-нибудь, и ищи ветра в поле! За нее же мой папа отвечает, поняла?
Только теперь Светка перестала лакомиться и испуганно глянула на Алексея.
– Что теперь будет?
– Ты хоть адрес его спросила?
– Не-ет, - уже всхлипывая, еле отвечала Света, - он же сказал, сам принесет.
– Сказал, сказал! Мало ли что он сказал! Когда он принесет ее?
– Или завтра, или послезавтра.
– "Или-или", - передразнил ее Алеша.
– Адреса не узнала. Эх, и попадет нам с тобой!
– Что же делать, Алеша?
– Во-первых, не реви, во-вторых, не вздумай сказать профессору. Видела, как он радовался, когда ее нашли. Приедет папа, вместе и пойдем выручать нашу лошадку.
Успокоив девочку, Алеша не мог успокоиться сам. Ощущение неясной тревоги охватило его. Все валилось из рук. А время-то, время! На раскопе, на реке он не успевал оглянуться, как дела или игра кончались. Сейчас же Алеше казалось, что эти стрелки подаренных на лето отцом часов вовсе не движутся. Мальчик подносил их к уху, встряхивал, чтобы убедиться, что всегдашние бегуны спешат по кругу и на этот раз.
Наконец, пыльная от дальней дороги грузовая машина подъехала к лагерю. Алеша кинулся к отцу.
– Как? Не может быть!
– слышала Светка слова Анатолия Васильевича, стоя рядом и виновато опустив голову.
– Идемте сейчас же!
– А как же обед, папа?
– хотел было напомнить отцу Алеша, но тот так глянул на сына, что мальчику стало ясно - нет в эту минуту дела важнее.
Втроем они долго петляли по коротким покатым улочкам старого города, пока не нашли нужный дом. Красный, в пять окон, он занимал чуть не пол-улицы. "Злая собака", - было написано на калитке. За забором острыми перьями топорщился зеленый лук. Постучали, им открыл сам Ежелин. От неожиданности он отступил на шаг, у него покраснели уши.
– Как же так получается, Степан Иванович, - начал Краев прямо с порога, - у детей находки Сунгиря выманиваете?
– Да я, да мне...
– залепетал Ежелин, - я хотел побольше таких фигурок наделать,
– Ах, вон оно что, - смягчился Краев.
– Где пластинка?
– Тут, - Ежелин показал на окно, - в целостности и сохранности.
Действительно, костяная фигурка была аккуратно завернута в папиросную бумагу и лежала на столе рядом с краевским белым пакетом, в котором тот ее хранил. Тут же скакали по столу десятки таких фигурок, сделанных из пластмассы. Краев взял одну из них, придирчиво осмотрел:
– А что, хороший сувенир получился? Сколько хочешь за одну?
– Да ведь материал свой, опять же работа, - опомнился Ежелин.
– Ну, говори, говори, мастер, - подбодрил Краев.
– Может, и за рубль кто возьмет...
– Ладно, рубль так рубль. Держи, беру все, нам они очень даже пригодятся. Будь здоров!
– И Анатолий Васильевич бережно спрятал в левый нагрудный карман пластинку.
"Теперь, беглянка, никуда от нас не уйдешь", - радостно подумал Алеша. У Светки глаза тоже повеселели.
– Пап, а пап, а почему нашу лошадку нельзя продать?
– спросил Алеша, когда они уже спускались со ступенек ежелинского дома.
– Потому что она принадлежит государству, - пояснил отец.
– Какому государству?
– переспросил Алеша.
– Нашему, чудак, где мы с тобой живем, какому же еще?
На стоянку они вернулись, когда вечерняя заря сине-розовым пологом прикрыла небо. Незаметно положили пакетик с похищенной фигуркой на место. К костру подошли как ни в чем не бывало и стали за спинами ребят. Только сейчас Алеша почувствовал, как он устал. Прислушались. Говорил профессор. Он рассказывал о том, что закончил статью об искусстве палеолита на севере Европы. Олег Николаевич был доволен. Серебристая бородка гордо поднята и поблескивала в отсветах огня.
– Наша сунгирская лошадка - оригинальный предмет древнейшего искусства. Экспедиция отвоевала его у тысячелетия безмолвной земли.
Отвоевала... Это слово чиркнуло по сознанию Анатолия Васильевича как спичка. Он представил себя солдатом с забинтованной рукой. Полыхала война, а он сидел на ступеньках военкомата и злился: из-за пустякового ранения, которое вот-вот заживет, его не пускают на передовую. Мимо проходит человек с черной бородкой, в темном берете. На мгновение их взгляды встретились, и Анатолий Васильевич увидел глаза прохожего.
– Вам повезло, вы воевали, ранены, - вырвалось неожиданно у штатского, - а меня вообще не берут.
– Почему?
– Военком сказал: "Воюйте своим оружием, одерживайте победы на своем научном фронте".
– Где же именно?
– В археологии.
Собеседник махнул рукой, мол, долго обо всем рассказывать, но если солдат захочет узнать подробнее, то после войны пусть заходит в институт археологии и спросит такого-то, он подал листок с именем. Штатский неловко козырнул на прощание, приложив руку к синему берету. Это была их первая встреча с профессором.