Суп из золотых рыбок
Шрифт:
Слава богу, мы могли пить лимонад, чтобы пища не застревала в горле.
— Это миндальный пирог, — с гордостью объявила мадам Шварценбаум. — Вам нравится, детишки?
— Просто превосходно, мадам Шварценберг, — выпалил Жан А.
— Баум, — поправила его мама.
— Восхитительно, мадам Шлагбаум, — добавил я, еле проглотив свой кусок.
— Шварц, — поправила мама меня.
— Мы такого вкусного пирога никогда не ели, мадам Шварценмух, — выдохнул Жан В.
— Шварценбаум! — взвыла мама.
— Просто супелпилозок, дамам Глюсенбаум, —
— Нет же, повторяю, Шварценбаум! — прошипела мама, испепеляя нас взглядом.
— Очень вкусно, мадам Шварценглоб, — воскликнул Жан Г. и незаметно выплюнул недожеванный пирог в носовой платочек.
На сей раз мама промолчала.
— Кому добавки? — спросила мадам Шварценбаум.
— О! Спасибо-спасибо, но мы и так отняли у вас уйму времени, — поспешила откланяться мама.
— Тогда я заверну вам по кусочку с собой! — настаивала мадам Шварценбаум. — У вас такие послушные детишки, что не грех их побаловать.
Наконец мы вышли с половиной торта в руках, чувствуя себя страусами, которые наглотались камней.
— Что на вас нашло, дети? — спросила мама, когда мы вернулись домой.
— Ты же сама просила нас вести себя прилично и произвести приятное впечатление на мадам Шварценшварц!
— Шварценбаум! — мама была в отчаянии. — Что, так тяжело запомнить фамилию?
— Она все равно глухая как пробка, — злорадствовал Жан А.
— Что ты сказал?
— Э-э-э… Она не очень хорошо слышит, по-моему, — нашелся Жан А.
— Так-то лучше, — вздохнула мама.
Похоже, нам все-таки удалось произвести приятное впечатление на мадам Шварценбаум, потому что с тех пор каждую субботу она приносила нам какой-нибудь пирог собственного приготовления. Правда, названия пирогов скорее напоминали ругательства или имена отрицательных героев из бельгийских комиксов: Апфельштрудель, Кугельхопф, Штолле… Стоит их только произнести, как в горле пересыхает, и пропадает голос.
Увидев на столе семнадцатый по счету миндальный пирог, даже папа начал возмущаться.
— Мне кажется, пора разорвать дипломатические отношения с Эльзасом, дорогая. Может, просто будем закапывать их в саду?
— Еду нельзя выбрасывать, — возразила мама.
— Ты права — еще, чего доброго, трава расти перестанет.
— Это очень некрасиво по отношению к бедной старушке. Ей так нравится делать нам подарки.
— Не могу решить, чем все-таки раздробить кусок этого бетонного пирога… Лопатой или молотком? Как думаешь, дорогая? — задумался папа, который, как известно, мастер на все руки.
— Осторожно, не поранься, — мама протянула ему большой нож.
— За здравие старушки Шварценплюх, — зловеще прошипел папа, вознося нож над головой.
И вдруг у Жана А. родилась гениальная мысль. Когда он рассказал о своем коварном плане, все зааплодировали. И только мама сомневалась в успехе операции — боялась рассориться с родственниками. Но папе все же удалось ее убедить, и теперь каждую неделю мы отправляем почтой пирожок от мадам Шварценбаум двоюродным братьям Фугас с милой записочкой: «Приятного аппетита!». А мама добавляет, что пирог испекла одна милая старушка и мы надеемся, что им понравится.
Не знаю, едят ли братья Фугас наш пирог и нравится ли он им, но в одном я не сомневаюсь: именно с тех пор как мы начали посылать им пироги, они перестали отдавать нам свою поношенную одежду.
Игры в профессии
Жан А. еще не знает, кем хочет стать, когда вырастет. Ему тяжело выбрать что-то одно: он утверждает, что силен во многих предметах, в отличие, например, от Жана В., который не умеет грамотно писать и перемножать числа в уме.
— А велогонщиком не хочешь? — предложил я ему в один дождливый день, когда мы сидели дома. — У тебя уже есть шлем и бутылка для воды с эмблемой «Тур де Франс».
— Думаешь, у меня получится?
— Конечно.
Сказать по правде, я не был так уж уверен. Жан А. захочет вечно носить желтую майку лидера просто потому, что он единственный среди гонщиков три года учил латынь. А это вряд ли понравится его партнерам по команде.
Жан А. подошел к зеркалу и начал рассматривать свои икры.
— Ладно, можно попробовать. Но только я буду ехать последним и разгоняться уже на финише, то есть, собственно, выигрывать.
— А кто вместо тебя проедет остальной путь?
— Ладно, сам проеду, только не в горах.
— Но так не бывает.
— Ладно, тогда на спусках.
— Нельзя выиграть «Тур де Франс» только на спусках и за счет ускорения на финише, — не сдавался я. — Придется сменить профессию.
— И что я буду делать?
— Не знаю. Может, тигров дрессировать? Или космонавтом заделаешься? Но только смотри, чтобы тебя не стошнило прямо в скафандр, а то…
Стоит Жану А. сесть в машину, как он мгновенно зеленеет, и нам приходится тормозить каждые пять минут. А в космосе ему будет совсем туго — там же невесомость, черные дыры и горячий метеоритный дождь, который стучит по стенке космического корабля.
— Это совсем другое, — сказал Жан А. — Не будет же тебя тошнить, когда ты летишь на ракете со скоростью света.
— Ты-то что об этом знаешь? — махнул я рукой.
— Это как в санях для бобслея, — ответил Жан А. — Летишь так быстро, что желудок приклеивается к спинке кресла, как старая жвачка.