Супергрустная история настоящей любви
Шрифт:
Мы наблюдали за силуэтами нефтяных танкеров, гадая, тепло ли у них в трюмах. Надвигался город. Постепенно длинным ожерельем света проступили три моста, соединяющие Бруклин и Манхэттен. Эмпайр-стейт выключил свою корону и схоронился за зданием пониже. В Бруклине Уильямсбергский сберегательный банк с золотой крышей, загнанный в угол окрестными недостроенными и заброшенными стеклянными гигантами, тихо казал нам средний палец. И только профиль обанкротившейся башни «Свобода», пустой и суровой, точно рассерженный человек, который восстал и готов драться, гордо высился в ночи.
Всякий горожанин, возвращаясь в Нью-Йорк, спрашивает себя: это еще мой город?
У меня готов был ответ, сдобренный упрямым отчаянием:
А если нет, я лишь буду сильнее его любить. Я буду любить его так сильно, что однажды он вновь станет моим.
Поджигай свой баклажан
Почтовый ящик Юнис Пак на «Глобал Тинах»
13 июня
Леонардо ДАбрамоВинчи — Юни-сон за границей:
Эй, приветик. Это Ленни Абрамов. Опять. Прости, что беспокою. Я тебе недавно послал тинку и не получил ответа. Ты, наверное, занята, тебя все время осаждает толпа разных парней, и я не хочу быть очередным пентюхом, который ежеминутно шлет тебе добрые вести. В общем, я просто хотел тебя предупредить, что я тут мелькал на канале одного моего друга, называется «Шоу Ноя Уайнберга!», и я был совсем, совсем НИКАКОЙ и говорил всякое про твои веснушки и как мы ели букатини а-ля Аматриче у Тонино, и как я воображаю, что мы однажды будем читать друг другу книги.
Юнис, мне ужасно стыдно, что я вот так смешал твое имя с грязью. Меня понесло, я грустил и скучал по тебе, потому что я бы хотел общаться с тобой почаще. Я все вспоминаю ту нашу ночь в Риме, каждую минуту этой ночи, и, видимо, это для меня стало как бы таким мифом основания. Я пытаюсь перестать, подумать о другом, о работе/финансовом положении, которое сейчас очень непростое, о родителях, с которыми не так трудно, как с твоими, но, правду сказать, мы тоже не вполне счастливая семья. Господи, я не понимаю, почему все время порываюсь тебе открыться. Еще раз прости за то, что поставил тебя в неловкое положение с этим каналом и всякой ерундой про то, как ты читаешь книги.
(По-прежнему) Твой Друг (надеюсь),
Ленни
Юни-сон за границей — Леонардо ДАбрамоВинчи:
Ну ладно, Леонард. Поджигай свой баклажан, я, кажется, еду в Нью-Йорк. Мне теперь осталось только «арриведерчи, Рома». Прости, что так долго молчала. Я как бы тоже о тебе думала и буду рада немножко у тебя пожить. Ты очень милый и забавный, Лен. Но я хочу предупредить: моя жизнь сейчас совсем слетела с катушек. Я только что рассталась с парнем, а он был абсолютно мой тип, и еще родители, и трали-вали. Поэтому из меня, наверное, не всегда будет получаться удачное общество и я не всегда буду обращаться с тобой хорошо. Короче, если я тебя достану, выкинешь меня на улицу. Все так делают. Ха-ха-ха!
Сообщу номер рейса, как только смогу. Встречать необязательно. Просто скажи, куда ехать.
Мои веснушки очень по тебе скучают, Ленни Абрамов, — надеюсь, тебе это ничего.
Юнис.
P. S. Ты чистишь зубы, как я тебе показала? Это полезно, и изо рта не пахнет.
P. P. S. По-моему, на канале твоего друга Ноя ты был вполне симпатичный, но постарайся как-нибудь убраться с канала «101 человек, которых стоит пожалеть». Этот парень в «СОС Ху», он просто над тобой издевается. Ленни, ты никакой не «сальный старый баклан», что бы это ни значило. Надо уметь защищать себя.
Полная капитуляция
Из дневников Ленни Абрамова
18 июня
Дорогой дневничок!
О Боже, о Боже, О Боже! Она здесь, Юнис Пак в Нью-Йорке. Юнис Пак у меня дома! Я пишу, а Юнис Пак сидит РЯДОМ СО МНОЙ на диване. Юнис Пак: человеческий осколочек в лиловых леггинсах, надувает губки — видимо, я сделал что-то ужасное, — гневно морщит лоб, а в остальном поглощена своим эппэрэтом, разглядывает дорогие шмотки на «ПОПЫшности». Я сижу совсем близко. Я украдкой принюхиваюсь к ее чесночному дыханию, дневничок. Я чую малайские анчоусы, которая она ела на обед, и, кажется, сейчас умру от разрыва сердца. Господи, да что со мной такое? Все на свете, дорогой дневничок. Со мной все на свете, и нет человека счастливее меня!
Когда она тинкнула мне, что приезжает в НЙ, я помчался в лавку на углу и попросил баклажан. Они сказали, что надо заказывать по эппэрэту, и я двенадцать часов проторчал у них под дверью, а когда баклажан доставили, у меня так тряслись руки, что я не мог готовить. Сунул его в морозилку (нечаянно), вышел на балкон и зарыдал. От радости, а ты что думал?
Утром первого дня моей настоящей жизни я выкинул замороженный баклажан и надел самую чистую, самую консервативную хлопковую рубашку, которая превратилась в потный сезон дождей, не успел я выйти за дверь. Чтобы чуть-чуть остыть и взглянуть на жизнь объективно, я сел и стал размышлять над Пунктом № 3: Любить Юнис, как мои родители садились на дорожку, чтобы по своему примитивному русскому обычаю помолиться об удаче в пути. Ленни!вслух сказал я. На сей раз ты не облажаешься. Тебе выпал шанс помочь самой красивой женщине в мире. Веди себя хорошо, Ленни. Вообще не думай о себе. Только об этой крохе. Тогда и тебе придут на помощь. Если ты не справишься, если ты причинишь этой бедной девочке хоть капельку боли, это будет значить, что ты недостоин бессмертия. Но если ты прилепишься к этому теплому тельцу и она улыбнется, если ты докажешь ей, что взрослая любовь побеждает детскую боль, тогда оба вы войдете в царство. Джоши может захлопнуть дверь у тебя перед носом, сидеть у твоей больничной койки и следить, как твой пульс сбивается и замирает, но как можно отвергнуть Юнис Пак? Да любое божество одарит ее вечной юностью, не меньше.
Я хотел встретить Юнис в «Дж. Ф. К.», но, как выяснилось, без билета к аэропорту и близко не подобраться. Таксист высадил меня на Ван-Вике у третьего КПП ДВА — там Национальная гвардия развернула помещение для встречающих под двадцатифутовым камуфляжным брезентом, где сгрудились, поджидая родню, представители бедно-среднего класса. Я едва не пропустил ее рейс, потому что рухнул пролет Уильямсбергского моста и мы целый час пытались развернуться на Деланси-стрит возле торопливо намалеванной новой таблички ДВА «Вместе мы починем [sic] этот мост».
На подъезде к КПП эппэрэт поведал мне еще одну чудесную новость. Нетти Файн жива и здорова! Прислала тинку с нового защищенного адреса. «Ленни, прости, пожалуйста, если в Риме я тебя расстроила. Дети иногда зовут меня „Нервная Нетти“. Я просто хотела сказать, что все не так уж плохо! У меня на столе то и дело появляются хорошие новости. Дома немало перемен. Бедняки, которых выгоняют на улицу, объединяются, как в Великую депрессию. Мальчики, демобилизованные из Национальной гвардии, строят шалаши в парках и протестуют, потому что не получили бонусы за Венесуэлу. Я прямо чувствую, как снизу прет энергия! В Медиа об этом не сообщают, но сходи посмотри, что творится в Центральном парке — расскажешь мне потом. Может, царствование выдры Джеффри наконец позади! XXX, Нетти Файн». Я тут же ей ответил, что погляжу на Неимущих Индивидов в парке и что я влюблен в девушку по имени Юнис Пак, которая (я предвидел первый вопрос Нетти) не еврейка, но в остальном само совершенство.