Суперклей для разбитого сердца

Логунова Елена Ивановна

Закономерное любопытство проявила тетя Катя Грушкина.

– Я только одного не поняла, – отсмеявшись, сказала она. – Зачем этому разбойному семейству… Рахиткиным, да?

– Хитниковым, – поправила я.

– Зачем этим Хитниковым нужны были немецкие шкафы «Хельга»?

Простодушная тетя Катя обвела присутствующих вопросительным взглядом. Смех и шепот за столом стихли.

– Действительно, зачем? – озадаченно повторил Зяма.

– Сказать тебе, мой единокровный Ватсон? – звенящим голосом спросила я.

Для Мисс Холмс

настал звездный час! Все взгляды устремились на меня. Я же в свою очередь испытующе посмотрела на капитана Барабанова и спросила:

– Руслан, я полагаю, вы уже пообщались с мамашей Хитниковой и ее сердечным другом Юрием?

Капитан молча кивнул, а Денис, хитро улыбаясь, добавил:

– А еще Зайкин с Веткиным, лежа в одной палате с молодыми Хитниковыми, подслушали немало интересного!

– Я, конечно, ни с кем таким не лежала, – начала я, одним этим эпическим зачином стерев улыбки с физиономий Дениса и Макса. – Но зато о многом догадалась с помощью дедуктивного метода.

Гости зашумели, выражая желание ознакомиться с результами моих раздумий. Я не заставила себя уговаривать и сказала:

– Эта детективная история уходит своими корнями в те времена, когда большинства присутствующих еще и на свете не было.

– Меня тоже? – с детским любопытством спросил Микки.

– Ваша мама, Рита Цукерман, тогда была еще юной девушкой, – охотно ответила я. – А ваш дедушка и тезка, композитор Михаил Цукерман-первый, был жив и здоров. Он плодотворно трудился и активно собирал свою знаменитую коллекцию.

– Коллекцию чего? – спросила мамуля, доброжелательно улыбнувшись Михаилу Цукерману-второму. Ей явно понравилось, что его семья принадлежит миру искусства.

– Разных редкостей, имеющих отношение к музыке, – ответила я. – Подробнее о коллекции Цукермана можно узнать в музее, которому она отошла по завещанию композитора.

– Не вся! – со вздохом поправил меня Микки. – Самый ценный экспонат загадочно и бесследно пропал!

– А что это было? – с острым интересом спросила я.

– Ноты незаконченного этюда Ференца Листа, начертанные рукой самого композитора, – печально ответил Цукерман-второй.

– Что-то в этом роде я и предполагала, – довольным голосом сказала я. – Значит, один-единственный лист.

– Лист Листа! – нервно хихикнул Зяма.

– Не перебивай! – одернула его я. – Слушайте дальше, история только начинается.

Тетя Катя Грушкина – воплощенное внимание – подперла мягкий подбородок ладонью и приоткрыла рот.

– На свое пятидесятилетие композитор и коллекционер Михаил Цукерман получил в подарок от руководства фабрики музыкальных инструментов ценный подарок – новый немецкий шкаф.

– «Хельгу»! – выдохнул Зяма.

Я удержалась и не отвесила ему подзатыльник. Только строго посмотрела и продолжила:

– Цукерман подарок с благодарностью принял и решил использовать импортную мебель как достойное вместилище для экспонатов своей коллекции. С этой целью шкаф

немного переделали: стекляные полочки установили под углом, а большую деревянную полку усилили, чтобы она могла выдержать тяжесть старинных бронзовых подсвечников.

– Принадлежавших, предположительно, Бетховену, – вставил внимательно слушающий Микки.

Я ему кивнула, но не притормозила:

– Переоборудование «Хельги» произвел столяр, которого любезно прислал директор все той же фабрики инструментов. Это был молодой человек, фамилии которого я не знаю, а звали его Юрой.

– Юрий Гуськин, – подал голос капитан Барабанов.

– Спасибо! – я поблагодарила его за подсказку воздушным поцелуем.

Капитан тут же спрятал глаза, а Денис и Максим одинаково вспучили щеки некрасивыми желваками.

– Юра Гуськин был неглупым юношей, – поведала я, проигнорировав смешные гримасы ревнивцев. – Он смекнул, что жемчужина коллекции Цукермана – пресловутый лист Листа – стоит немалых денег, и решил ее похитить.

– Как?! – вскричал пораженный Миша Цукерман.

– Вас интересует, как он это сделал? – уточнила я. – Если позволите, подробнее мы проясним этот момент немного позже. Пока для понимания истории достаточно знать, что вынести так называемый «лист Листа» из квартиры композитора Гуськин не мог и потому хитроумно спрятал раритет в «Хельге» до лучших времен. Несчастный коллекционер, лишившись своего сокровища, не пережил утраты и скоропостижно скончался. Его вдова, пытаясь свести концы с концами, распродала все мало-мальски ценное, включая мебель. «Хельгу» с единорогом тоже купили…

– Мы! – победно выкрикнула мамуля. Она подтолкнула папу локтем в бок и взмахнула зажатой в кулаке вилкой, как скипетром. – Мы с папой купили этот немецкий шкаф, но долго он у нас не задержался, потому что Боря привез из Польши чудесную мебельную стенку светлого дерева! «Хельга» с ней никак не сочеталась, а места занимала уйму, и мы подарили ее на свадьбу друзьям!

– Нам, – подтвердил невозмутимый дядя Боря Грушкин.

Тетя Катя так порывисто выдернула из-под подбородка ладошку, что едва не чиркнула носом о скатерть, но чудом успела выйти из крутого пике, вздернула голову и замерла в верхней точке петли Нестерова, недоверчиво моргая.

– Не перебивайте меня, а не то я собьюсь! – попросила я. – Значит, так. «Хельга» ушла от Цукерманов к Грушкиным, но Юрий Гуськин смену владельцев прозевал. Подозреваю, что в этот момент он уже лишился свободы за какие-то другие свои криминальные делишки, на которые был большой мастак. Выдумщику не везло, правоохранительные органы исправно пресекали его преступную деятельность, и Гуськин мотал срок за сроком. Однако воспоминание о припрятанном экспонате коллекции из его памяти не изгладилось. Недавно он вновь вышел на свободу, поселился у своей старой подруги Хитниковой и решил довести растянувшееся на тридцать лет похищение листа Листа до победного конца.