супермаркет
Шрифт:
– Игорь, - начала она разговор, привычно поцеловав его в щеку, - я все отлично понимаю, искренне сочувствую, но ведь есть еще и мы. Почему ты не хочешь даже поговорить?
Она аккуратно, чтобы не помять юбку, села на стул и закинула ногу на ногу. Как всегда, все в ее наряде было продумано до мелочей. Нарочитая небрежность прически, легкий макияж, модный в этом сезоне тон помады - все было идеально, а он являлся еще одной маленькой, но совершенно необходимой деталью, предназначение которой - поддержка ее имиджа. Даже на лице отражалось сочувствия ровно столько, сколько
– Ну, почему же не хочу? Хочу! Хочу сказать, что нам пора перестать морочить друг другу голову. Больше никаких встреч не будет.
Он немного подумал, покрутил в пальцах ручку и добавил:
– Разумеется, во все виноват я, извини. Общим знакомым можешь сказать, что это ты меня оставила.
Вика на миг растерялась. Куда делся тот покладистый человек, которого она считала почти своим? Пришлось сделать еще одну попытку.
– Игорь, я ничего не поняла из того, что ты сказал. Я знаю, тебе нелегко, потому что умер друг, но я могу подождать...
– Все, Вика, все, - перебил он ее, - это лишнее. Прощай.
Девушка не могла поверить услышанному. Получается, два года ее усилий пропали даром? Ну, не мог же он из-за ничем не примечательной простушки, находившейся в его квартире в день смерти Резникова, разорвать такие прочные и долгие отношения? Или мог? Подумаешь, велика важность - переспал с кем-то! Если это нужно для их общего спокойствия, то Вика согласна и виду не подать, что знает о его ночном приключении.
– Я не представляю, в чем перед тобой виновата, но готова извиниться. Может, нам надо все обсудить, чтобы устранить недоразумение?
Она пыталась казаться спокойной, уверенной в себе, и ей это вполне удавалось. Умение Вики владеть собой в различных ситуациях, успешно дозировать любые отражаемые на лице эмоции было Игорю хорошо известно. Когда-то именно это в характере подруги ему очень нравилось, но сейчас вызвало только глухое раздражение. Во всем сказанном и намека не было на чувства и искренность, вместо них Вика смогла предложить лишь банальное обсуждение.
В ее поведении все было так знакомо, предсказуемо, логично... Игорь даже удивился, что до последнего времени не задумывался об этом и не испытывал никакого сомнения в правильности и разумности того, что между ними происходило. Он устало вздохнул, наконец-то перестал крутить в пальцах ручку и положил ее на стопку бумаг, потом попытался придать голосу хоть какую-то мягкость.
– Ты ни в чем не виновата, Вика. Извинения и обсуждения не нужны. Просто многое изменилось.
Он не захотел ничего добавить к сказанному и опять уткнулся в свои бумаги, а Вике ничего не осталось, как молча покинуть кабинет.
В коридоре девушку встретила Эмма Петровна и сообщила, что сумку с вещами желательно забрать сейчас.
– Можете их выбросить, - не останавливаясь, сквозь зубы процедила Вика и бросилась прочь.
– Хорошо, - как всегда коротко ответила секретарь.
Эмма Петровна почему-то в душе никогда не одобряла последнего романа Игоря Васильевича и недолюбливала эту холодную, безупречную во всем дамочку.
Игорь, до крайности раздраженный неприятным разговором, остался, наконец, в кабинете один. Какое-то время он сидел неподвижно, пытаясь успокоиться, но затем, зло чертыхнувшись, встал из-за стола и подошел к окну. Недовольство собой нарастало. Ему не хотелось так обходиться с Викой, которая, собственно, не сделала ему ничего плохого, но иного выхода не было. После встречи с Машей он и думать не мог о продолжении прежних отношений. Разрыв был неизбежен.
На следующий день Эмма Петровна была вызвана в кабинет, но даже бровью не повела от удивления, услышав, что шефу срочно понадобился адрес уволенной уборщицы. Уже через полчаса она докладывала:
– Чернецова Мария Сергеевна, прописана в другом городе, здесь адрес неизвестен, снимала квартиру. За расчетом не явилась. Если кто-то из обслуживающего персонала знает ее адрес, то он будет известен завтра, потому что утренняя смена уже ушла, а вечерняя придет позже.
На стол легла папка с документами. Игорь улыбнулся.
– Эмма Петровна, Вы, надеюсь, знаете, как я Вас безмерно уважаю и ценю? Жалко, что Вы не курите и не пьете пиво.
Старательно подкрашенные ресницы секретарши стремительно взлетели вверх, хотя выражение лица осталось прежним.
– Почему жалко?
– Мы оба одиноки и могли бы иногда наслаждаться этим вместе. Могли бы даже, если очень захочется, напиться, - Игорь опять улыбнулся и потянулся за сигаретами.
Искренняя улыбка, да еще и шутка... Это было настолько не похоже на постоянно угрюмого начальника, что Эмма Петровна даже забеспокоилась.
Завещание должны были вскрыть завтра. Вечером Софья пришла к Игорю в кабинет и сказала, что хочет поговорить перед тем, как оно будет оглашено. Игорь только пожал плечами. Он уже давно решил, что пусть все идет своим чередом.
– От этого разговора зависит многое. Я хочу только одного, чтобы ты меня понял.
– Я постараюсь, - успокоил он Софью.
– Мне наплевать, что подумают другие, - нервно начала она, крепко сцепив пальцы, - меня интересует, как к этому отнесешься ты. Завтра всем станет известно, что не так давно мы с Резниковым расписались. Я не знаю, что в завещании, но если он что-то оставил мне, не считай, что с моей стороны брак был заключен для выгоды. Я не хотела наживаться на его смерти и что-то забирать у тебя. Все знают: ты - единственный наследник. Я ничего не просила. Значит, так решил Резников.
– Мне не хотелось бы говорить об этом, - медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал Игорь.
– Как хотел Резников, так и будет. Обсуждению это не подлежит.
– Игорь Васильевич, я не об этом... Мне не хочется, чтобы наши отношения испортились, - заторопилась Софья.
– Иди, Софья, иди, они не испортятся.
– Жалко, что ты ничего не хочешь понять...
В ее голосе явно слышалось сожаление. Он не ответил и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Было обидно, что Резников не захотел с ним поделиться этим событием, но, видимо, на это были причины.