супермаркет
Шрифт:
Разговор в машине то возникал, то затухал, но и молчание не было тяжелым.
– Знаешь, я был женат, - неожиданно для себя сказал Игорь, - но это было давно, в первой жизни.
Он собирался рассказать ей обо всем, но хотел сделать это позднее, когда оба будут готовы узнать тайны друг друга, однако почему-то заговорил сейчас.
– А что было во второй?
– Вторая еще менее интересная. Я убил человека и был осужден. Я этого не хотел, так получилось.
Он замер, боясь увидеть осуждение на ее лице, но Маша лишь ласково провела рукой по его плечу и спокойно сказала:
– Что бы ты ни сделал,
Игорь, ободренный ее словами, продолжил, потому что хотел быстрее покончить со своей исповедью. Резников был единственным человеком, которого он впустил в свою жизнь. Откровенничать с другими до сегодняшнего дня даже не приходило ему в голову.
– А в третьей меня нашел Резников, очень помог, и я старался ответить добром на добро. Когда-нибудь я тебе о нем расскажу. Есть и четвертая жизнь. В ней я встретил тебя.
Игорь и не предполагал, что помнит те слова, которые говорят, обычно в молодости. Но он их помнил и говорил! Вряд ли кто из знакомых узнал бы сейчас в нем постоянно мрачного неразговорчивого человека. И для таких перемен нужно было всего-то полюбить!
В дороге пришлось сделать остановку, потому что Маша неожиданно почувствовала себя плохо.
– Умойся, и тебе станет легче, - голос Игоря звучал озабоченно, - тебя, наверно, укачало.
Она коснулась теплыми пальцами его щеки и мягко улыбнулась.
– Нет, просто наш ребенок решил, что папе пора о нем узнать.
Двое стояли на обочине у машины. Он обнимал ее, оба молчали. Да и зачем говорить, когда можно понимать друг друга без слов? Счастье двоих - оно ведь тихое.
Часть вторая Дыши глубже, Маша!
Андрея Маша знала всю жизнь: они жили в одном доме, в одном подъезде, их квартиры были рядом. Даже первый раз в школу шли вместе. Нарядная Маша, с двумя огромными белыми бантами на голове, держала за руки бабушку и маму. А за ними шел Андрей и тоже держал за руки своих родителей. Бабушка по такому случаю была в новом синем платье с затейливой вышивкой на воротничке, а мама пусть и не в новом, но тоже очень красивом. У бабушки в другой руке был букет белых астр, а у мамы - дочкин ранец.
Все первоклассники выстроились у крыльца, потом что-то недолго говорил громким голосом директор, затем детей разделили по классам и учителя повели их в школу. Но тут случилось то, чего родные Маши и Андрея не ожидали: дети оказались в разных классах.
Андрей, насупившись, остался стоять у крыльца и на вопросы встревоженных родителей заявил, что без Маши учиться не будет. Скоро на крыльцо вывели и заплаканную Машу, а потом всех вместе пригласили к директору.
– Что за бунт в первый же день?
– улыбаясь, спросил он детей.
– Мы хотим в один класс, - сказал, насупившись, мальчик.
– И сидеть за одной партой, - добавила, шмыгая носом, девочка.
– А иначе никак?
Было видно, что директор сдерживается из последних сил, чтобы не рассмеяться. Родители тоже стояли с серьезными лицами.
– Никак, - ответил Андрей за них двоих и крепко взял девочку за руку.
Действительно, они с Машей уже давно договорились об этом и сейчас не понимали,
– Хорошо, - директор побарабанил пальцами по столу, - я согласен, но только с одним условием. Условие таково: вы должны учиться очень хорошо.
К радости родителей, обещание тут же было дано, в детстве они бездумно раздаются направо и налево, и неожиданно возникший конфликт счастливо разрешился.
Так и получилось, что до окончания школы они сидели за одной партой, а в школу и из школы почти десять лет ходили вместе. Одноклассники к этому привыкли, над ними никто не смеялся еще и потому, что Андрей, защищая Машу, мог и поколотить. При всей своей доброте он был вспыльчивым и импульсивным.
Уроки ребята тоже всегда готовили вместе, сидя за столом в квартире Маши, так как у Андрея был еще постоянно всем надоедающий младший брат. Мальчик учился хуже Маши, но не расстраивался, потому что считал, что для будущей жизни оценки - не самое главное. Занятия спортом отнимали у него много времени, и девочке приходилось подтягивать друга по многим предметам. Бабушка по этому поводу постоянно шутила.
– Андрей, - говорила она, ловко орудуя спицами, - тебе пора Машеньку по имени-отчеству называть. Она тебя учит - учит, а ты все тройки получаешь.
– А я ей с первой получки коробку конфет куплю, а Вам - новые спицы за то, что меня терпите, - отшучивался, нисколько не обижаясь, Андрей.
Его невозможно было смутить, у него на все был ответ, с ним было легко и просто. Родители Андрея радовались этой дружбе: Маша хорошо влияла на их довольно легкомысленного ребенка.
В девятом классе Андрей вытянулся, стал уделять много внимания своему внешнему виду, а занятиям - еще меньше. Спорт не бросил и почти каждый вечер проводил, как он говорил, на тренировках. Десятый класс ничем необычным не запомнился, кроме одного: где-то в середине учебного года Маша почувствовала шушуканье за своей спиной.
– Андрей, - спросила она друга, потому что ничего подобного раньше не замечала, - ты не знаешь, почему за моей спиной идут какие-то разговоры? Может, что-то случилось?
– Не бери в голову, ерунда все это, - буркнул он, покраснев, - просто я перестал встречаться с Синицыной и сейчас встречаюсь с Сонькой Бекер.
Маша обмерла. Обе девочки были из их класса. От Андрея можно было ожидать любой глупости, но это... это просто не могло прийти ей в голову. Все о том, конечно, давно знали и, видимо, с интересом ожидали последствий. Вот и объяснение его постоянного отсутствия по вечерам! Все оказалось так просто.
– А почему ты ничего не рассказывал мне?
– слова, как и спокойствие, дались Маше с трудом.
– Думал, ругать будешь, что я опять уроки запустил. Уж лучше думай, что я на тренировках.
Больше до самого дома они не разговаривали, молча разошлись по своим квартирам, а через два часа он, как ни в чем не бывало, пришел заниматься. На следующий день и во все последующие Маша и виду не показала одноклассникам, что ее задевают похождения друга. Так и повелось: все, что касалось школы, они проживали вместе, домой чаще всего шли порознь, а все вечера принадлежали только ему. Мать Андрея с сочувствием смотрела на девушку, но молчала. Мать Маши тоже долго молчала, со вздохами поглядывая на похудевшую дочку, пока однажды не сказала: