Супермен (сборник)
Шрифт:
Зная Боголаба (а Сэллоу, как и я, работал на него), я не мог представить, чтобы Сэллоу делал что-нибудь вопреки воле своего менеджера, и потому мне не верилось, что он выигрывает встречи, которые должен был проиграть. Но слухи были очень упорны, и это казалось странным, а еще более странной была его быстрая и яркая слава и завороженность толп, стекавшихся, чтобы на него посмотреть. Нет, зрители его не любили. Его победы никогда не вызывали приветственных возгласов. Я был свидетелем того, как после его появления на ринге стадион замирал, словно на трибунах никого не было, словно все остались в своих частных квартирах смотреть в частной тишине частные телевизоры. Как заметил кто-то, люди приходили на эти поединки,
Жнец легко поднимал в воздух людей, которые были вдвое крупнее его и вдвое моложе, и зрители, даже старики, глядели на это с отвращением. Я был надеждой южан, а Жнец не был ничьей надеждой. Люди не хотели иметь ничего общего с его победами. Они не желали, чтобы им морочили голову бессмертием. Однако — и это было самым странным! — хотя зрители никогда не подбадривали Сэллоу, его соперники тоже никогда не удостаивались приветственных возгласов. Люди просто наблюдали — завороженно и с легким испугом, как наблюдают за схваткой, исход которой предрешен, например, за поединком лисы и цыпленка.
Газеты не давали публике забыть Беспощадного Жнеца, в некоторых статьях он отождествлялся с самой смертью: «Вчера вечером в концертном зале города Талсы Беспощаднейший Жнец — Джон Сэллоу — исполнил на глазах у семитысячной толпы пляску смерти с более молодым и, по-видимому, более сильным, чем он, атлетом. Медленно, но неумолимо смуглый пришелец — здесь уже разыгралась журналистская фантазия: на самом деле Сэллоу был бледен — подавил всякое сопротивление соперника, стискивая его бессильное тело в своих объятиях».
Так журналисты изображали испуг и помогали Джону Сэллоу разбогатеть. Однако в феврале 1949 года один из соперников Жнеца действительно скончался на ринге. Это был олимпийский чемпион Селдон Фей. Вскоре после начала поединка Сэллоу поднял Фея в воздух, а потом швырнул его вниз и придавил к помосту. Сэллоу, провозглашенный победителем, покинул ринг. А Фей уже не поднялся. Если Жнец и слышал крики толпы, то не подал вида, а просто спустился в раздевалку, принял душ и покинул город еще до того, как врач во всеуслышание объявил, что Фей мертв. Как выяснилось, у Фея было больное сердце; ему вовсе не следовало бы заниматься борьбой. Но с тех пор прозвище Беспощадный Жнец перестало быть рекламной пустышкой и сделалось почти официальным титулом. Один неуемный репортер откопал где-то информацию о том, что в 1920 году в Южной Африке, в Йоханнесбурге, борец по имени Джек Шеллоу убил на ринге другого борца. Были ли Сэллоу и Шеллоу одним и тем же лицом? Если верить молве, то да.
Я думал о Жнеце то, что думала толпа и в чем якобы были убеждены газеты.
Мне казалось, что он — ангел смерти.
И теперь я должен был вступить с ним в схватку. Боголаб хотел, чтобы я проиграл, но я не мог проиграть. Мой контракт с самим собой шел вразрез с их контрактом. В моей карьере это будет первый честный поединок… схватка… драка! Так бывало в салунах, когда один выходил против четверых. Неравная борьба возвышает слабую сторону, делает победителей и побежденных героями и жертвами. Ну что ж, я готов! Я жду тебя, Сэллоу, мой старый враг! Великий Босуэлл бросает вызов ангелу смерти — чтобы спасти мир! Публика знает меня как Повесу-Инкогнито — и это тоже годится. Настоящие герои всегда остаются неизвестными. Маски, скрытые масками. Пусть будет так. Я все равно спасу людей — анонимно, псевдонимно, как угодно! Берегись, старуха смерть, в Сент-Луисе я сломаю тебе хребет!
Возможно, кто-то удивится, что я, взрослый человек, верю в такие вещи. В свое оправдание скажу: а почему бы и нет? Кто может знать, во что я верю? Если есть бог, почему не может быть ангела смерти? Почему не может быть привидений и драконов? Я, впрочем, говорю только об ангеле смерти. Ах вы в него не верите? Надеетесь, что лично вы будете жить
Я приехал в Сент-Луис за два дня до срока и сразу отправился в свой отель. «Свой отель», ха! Подъехав к этому зданию, я заметил на нем медную табличку и не без удовольствия прочел на ней такую надпись: «ОТЕЛЬ «МИССУРИ» — ПРИЮТ ДЛЯ ПОСТОЯЛЬЦЕВ!» Молодцы, подумал я, точно замечено. Видно, хозяин отеля «Миссури» уж как скажет так скажет! Такие надписи должны быть повсюду: над дверями банков, на сиденьях в кино, на кроватях в борделе, на стенах церквей. И тогда мир изменится. Даже на крышках гробов надо писать то же самое. «Постояльцы»! Надо сказать людям в глаза, кто они такие. И немедленно! Не как вердикт, а как предупреждение. Пусть это будет вполне официальное брюзжание на медных табличках.
Портье записал меня в книгу приезжих. Лицо этого портье показалось мне знакомым. (Я никогда не забываю человеческих лиц и то и дело удивляюсь, узнав кого-нибудь в общественном месте. Я вижу того же самого официанта в ресторане города, в котором я был пять месяцев назад, в самолете вижу ту же стюардессу, что была в прошлый раз, в кассе кинотеатра — ту же женщину, продающую билеты, за конторкой — того же портье. И всегда изумляюсь. Но я знаю, что это исключения. Человечество ужасает своей текучестью. Чаще всего выясняется, что официант тот уже не обслуживает даже самого себя. Стюардесса опустилась на землю. Женщина, сидевшей в кассе кинотеатра, уже не подпиливает ногтей, да они у нее уже и не растут. А портье никогда уже не будет стоять за конторкой…) Итак, я взял у портье ключ и поднялся к себе в номер. И оказалось, что лифт, в котором я поднимался, был в тот самый день проинспектирован самим Г. Р. Лиссом. Да-да, в тот самый день. Здесь было безопасно. Так написал Г. Р. Лисс. В лифте безопасно. Оставайтесь в лифте. В лифте убрано… Совет казался неплохим, но ведь и в лифте я был таким же постояльцем. Так что Г. Р. Лисс ошибался. Или же я его не понял? Возможно, он хотел сказать, что в безопасности находится сам лифт, а не люди, которые в него входят?.. Да, Г. Р. Лисс знает свое дело. Он старый лис. Лишнего не расскажет. Ни за что.
Я позвонил по телефону «обслуживание».
— Да, сэр? — ответили мне.
— Это постоялец из восемьсот четырнадцатого, — сказал я. И тут же подумал, что восемь плюс один плюс четыре будет тринадцать. Как же я не заметил этого раньше!.. — Пришлите мне обед.
— Простите, сэр?
— Пришлите мне обед.
— Чего бы вы хотели, сэр?
— Какая разница…
И я повесил трубку.
Через секунду телефон зазвонил. Это было «обслуживание», но голос не тот. Уже новый, подумал я. Текучесть, текучесть…
— Это джентльмен из восемьсот четырнадцатого, который только что звонил насчет обеда?
— Да, — ответил я. — Принесите, пожалуйста, как только будет готово.
— Как бы вы отнеслись к шатобриану?
— А это дорого?
— Ну…
— Это наше фирменное блюдо, сэр.
— Отлично…
— Очень хорошо, значит — шатобриан. И, наверное, вино? Вы не хотели бы взглянуть на нашу карту вин?
— Нет. Просто пришлите мне ваше лучшее вино. Две бутылки.
— Непременно! А вы не хотели бы… э-э…
— Чего?
— Вы не хотели бы развлечься?
— Нет, приятель, я сам себя развлекаю.
— Я понял. Очень хорошо, сэр.
— Понимаешь, приятель…
— Да, сэр?
— Этого с собой не заберешь…
Мне принесли обед; я с удовольствием съел его и угрюмо выпил две бутылки вина.
Потом я позвонил портье.
— Говорит постоялец из восемьсот четырнадцатого, — сказал я. — Вам известно, что восемь плюс один плюс четыре будет тринадцать?
— Простите, сэр?
— Я обратил внимание на кнопки в вашем лифте…