Супермен
Шрифт:
– Никакого благодушия,- сказал назидательно и важно зашагал к двери.
– Перенервничал,- развел руками Феленко.
Пока Ружин открывал машину, сержант топтался за его спиной.
Ружин отворил дверцу, не спеша повернулся к нему.
– Мы вроде теперь в расчете,- осторожно проговорил сержант.- Протокол задержания, рапорт Клеменко у меня. Можем обменяться.
– Чудесный ты парень, сержант,- Ружин сел в машину привычно, с удовольствием.- Жить тебе при коммунизме. Позвони на днях, обменяемся.
– Вот и все,- сказал Ружин, когда они отъехали.- Жалко.
– Что
– спросил Феленко.- Что жалко?
– Теперь опять всем наплевать, в каком году я родился,- сказал Ружин, какое у меня образование и что я могу показать по существу заданных мне вопросов…- последние слова произнес жестко, по-прокурорски, как на суде.
– Не понял,- Феленко с подозрением покосился на Ружина.
– А показать я могу много, до черта я могу показать, только спросите Но теперь опять никто не спросит. Ты знаешь,- сказал он, глядя на дорогу, улыбнулся отрешенно,- это кайф, когда кому-то интересно знать, кто ты. Вроде как в детстве: играли в прятки, тебя не нашли, забыли, разбежались, а ты сидишь один и вроде как нет тебя, вроде как и не родился еще, а потом раз - нашли, случайно, и счастье…
Какое-то время ехали молча.
– Деловой сержантик,- Феленко решил сменить тему.- Пошушукался с дежурным, к начальству сбегал, вернулся, опять пошушукался и все путем. Приятель?
– Почти родственник.
Машина свернула под "кирпич", на узкую асфальтовую дорожку. По бокам деревца, черные, мокрые, асфальт тоже мокрый, испятнан лужами, и в обочинах вода, зеленая, томится, бродит. Вскоре за реденьким перелеском увиделись здания, сначала одно, белое, с серыми подтеками, буквой "П", типичное школьное строение, затем поодаль, правее, другое - одноэтажное, длинное, вроде казармы, вокруг голо, бурая трава, вместо деревьев - стенды с наглядной агитацией, длинная мачта с флагом, верхушка покачивается под ветром. Флаг, как только что выстиранная простыня, обвис, съеженный, не шелохнется.
– Сурово,- заметил Ружин.
– Обыкновенно,- отозвался Феленко.- Это не санаторий. Это место, где люди учатся жить,- помолчав, добавил негромко: - Где я их учу жить.
Ружин поднял брови, но ничего не сказал.
Обогнули школьное здание, въехали во двор. Во дворе около десятка ребятишек разных возрастов под командой чернявого крепыша занимались зарядкой. Лица истомленные, пот по щекам, голые ноги в грязи. Крепыш выкрикивает что-то коротко, как кнутом щелкает. Ружин заметил среди ребят двух девчонок. В глазах набухли слезы, но подчиняются.
– Поздновато для зарядки.- Ружин посмотрел на часы.
– Это не зарядка,- Феленко внимательно разглядывал детей.- Это наказание. Я не сторонник внушений и экзекуций. Только спорт. Здоровее будут.
– Ив чем они провинились? Изнасиловали учительницу? Подожгли интернат?
Феленко пожал плечами:
– Кто за что. Кто болтал на уроке, кто без команды есть начал, кто девчонок лапал…
– Ты шутишь?
– тихо сказал Ружин.
– Я никогда не шучу,- Феленко открыл дверцу и вышел из машины.
– Три-четыре!
– скомандовал крепыш.
– Добрый вечер, товарищ директор!
– проскандировали ребята. Феленко чуть качнул головой.
– На сегодня хватит,- обронил он.
– Директор?
– удивился Ружин, тоже выходя из машины.
– Пока исполняющий обязанности,- сказал Феленко.- Прежнего на пенсию отправили.- Он ухмыльнулся.- Я отправил.
Они сидели в комнате Феленко за квадратным столом. Перед каждым стакан чая, печенье, варенье в розетках, алое, прозрачное, вкусное. За окном сумерки, небо серое, низкое, давит. Задернуть бы шторы и не видеть его. Ружин встал, задернул.
– Что?
– спросил Феленко, повернувшись резко.
– Включи свет.
– А-а,- Феленко включил. Абажур зелено засветился изнутри, старенький, мягкий, с бахромой, кое-где щербинки. Строго в комнате и скучно, будто временно здесь человек живет, хотя это его дом уже столько лет. Шкаф, кровать, тумбочка, стол, стулья. Все.
– Останешься?
– спросил Феленко.- На работу теперь тебе не спешить.
– Останусь,- сказал Ружин.- А может, и вообще поживу.
– Поживи,- согласился Феленко.- Полезно будет.
– Кому?
– спросил Ружин.
Феленко задержал взгляд на Ружине, не ответил.
– Встаю я рано. И тебя приучу,- он медленно лил кипяток из чайника в стакан, с рассеянной полуулыбкой наблюдал, как от жаркой влаги запотевают тонкие стеклянные стенки.- Рассвет встречаю на море. Каждый день.
– Мазохист,- хмыкнул Ружин.
– Жизнь катастрофически коротка. Сон - расточительство. И наши с тобой чаи - расточительство. И наша суета в ГАИ - расточительство… Немного сна, немного еды, и работа, познание, дальше, дальше, дальше…- он перевел дыхание.- Без перерыва я вколачиваю в их податливые головки знания, каждый час, каждую минуту, секунду. Не терять ни мгновения. Я выращу качественно новый отряд интеллектуалов, они перевернут страну. Они вышибут мерзавцев, лентяев, глупцов, они создадут…
– А если,- прервал его Ружин,- а если кто-то не способен или кто-то просто хочет подурачиться, поиграть, побеситься или сбежать с уроков в конце концов…
– Во двор! И приседать, приседать…- он оборвал себя, прикрыл глаза, потер их пальцами, сильно, до красноты, поднялся, сказал с легкой усмешкой: - Не радуйся, не поймал. Я не фанатик. Просто больно смотреть вокруг. Пойдем, я покажу тебе комнату.
В коридоре полумрак, тихо, бледные проемы окон, вздрагивающие тени на стенах, на полу. Возле одного из окон Феленко задержался, замер.
– Дрянь,- выцедил.
– Ружин тоже посмотрел в окно, увидел вдалеке, у перелеска тонкую девичью фигурку в светлом длинном плащике.
– Ну и что?
– спросил.
– Левее,- подсказал Феленко.
Ружин посмотрел левее. Различил высокий силуэт. Парень. Он приближался к девушке.
– Колесов,- сказал Феленко.- Она, сучка, к нему ковыляет.
– Ух ты,- отозвался Ружин, вгляделся внимательней.- Откуда он?
– Из города,- Феленко повысил голос.- Я же сказал ему, ни ногой сюда, бандит! И ее предупредил, увижу еще раз - выгоню! Сдохнет ведь под забором, проститутка!
– Он круто развернулся, двинулся в обратную сторону, к выходу из школы, махнул Ружину.- Пошли!