Сущий рай
Шрифт:
— А не могли вы сообразить, что я здесь, а не в голубой гостиной? Где у вас голова? Не могли вы сообразить, что я хотел выпить херес со своими друзьями, а не дать ему торжественно испаряться в какой-то там гостиной, все равно, зеленой, розовой или голубой? Силы небесные, вечер испорчен, испорчен!
Дворецкий пребывал в невозмутимом молчании. Крис наклонил голову, чтобы скрыть улыбку; мистер Чепстон сочувственно клохтал.
— Но, мой дорогой друг, — укоризненно сказал он, — что же тут, собствен но, произошло такого? Разве это уж так важно?
— Важно? Да это трагедия! — воскликнул мистер Риплсмир. — Вы ничего не понимаете. Этот херес бесценный,
— Это очень любезно и гостеприимно, — сказал мистер Чепстон, — но я не понимаю…
17
Слезы Христовой (лат.).
— Да нет, вы понимаете, вы должны понимать! Вся симфония обеда была построена так, что эта бутылка должна была служить вступительным аккордом. Если мы задержимся и начнем с хереса, обед перестоится. Если мы выпустим херес, вся гармония превратится в уродливый диссонанс! И все из-за ослиного тупоумия этих слуг.
Мистер Чепстон встал, положил ласковую, но обуздывающую руку на бархатное плечо мистера Риплсмира и изрек суждение, достойное самого Соломона.
— Положение может быть спасено, — внушительно сказал он. — Идемте прямо к столу, пусть нам немедленно подадут херес, и мы выпьем его за супом!
Однако, если бы мистер Чепстон был умным человеком и действительно знал Риплсмира так хорошо, как ему казалось, он не отнесся бы к этому эпизоду с хересом как к незаслуживающему внимания пустяку. Без сомнения, для всякого нормального, уравновешенного человека это и было бы пустяком. Но хотя мистер Риплсмир до сего времени попирал интересы общества, пребывая вне заведения для умалишенных, вряд ли даже он сам считал себя вполне уравновешенным. Мистер Чепстон должен был бы понимать, что этот взрыв по поводу бутылки хереса означает, что мистер Риплсмир сегодня не в духе, а следовательно, в особенно неуравновешенном состоянии, в котором он, по осей видимости, будет пребывать до конца вечера. Ясно, что ситуация не была такова, чтобы просить еще об одном благодеянии для себя и для Криса.
Эта непредусмотрительность объяснялась тем простым обстоятельством, что мистер Чепстон находился под тиранической властью своего собственного благорасположения. Мы гораздо больше привязываемся к тем, кому мы благодетельствуем, нежели к тем, от кого принимаем благодеяния. Ясное дело, всякому приятнее чувствовать себя сильным, чем питать благодарность к другим. Правда, по своей мудрости и осторожности мистер Чепстон, естественно, отказался помочь Крису за свой счет и так, как этого хотелось самому Крису. Но он хотел, он просто-таки жаждал помочь Крису за чужой счет в том, чего Крису вовсе не хотелось. Вкусив радостей покровительственного благорасположения, мистер Чепстон встал на роковой путь оказывания Крису услуг.
Мистер Чепстон немедленно приступил к атаке, проявляя при этом то, что ему самому казалось верхом хитроумия. Он с почти мелодраматическим благоговением поднял стакан и понюхал вино с восторженным «ах!». Он отпил крошечный глоток и закрыл глаза, точно захлебываясь от эстетического блаженства. Желая убедиться, что мистер
Мистер Риплсмир созерцал эти знаки одобрения с удовлетворенным тщеславием. Судя потому, какой личный интерес он проявлял к триумфу своего хереса, можно было подумать, что он был той самой виноградной гроздью, из которой добывали вино, а не просто покупателем ее перебродившего сока. Но тщеславие мистера Риплсмира не довольствовалось знаками и жестами, хотя бы самыми недвусмысленными. Ему нужны были слова, медоточивые слова, целые соты и ульи льстивого меда.
— Ну, дорогой мой, что вы об этом скажете? Недурное винцо, а?
— Винцо! — воскликнул мистер Чепстон с притворным возмущением. — Мой дорогой Риплсмир, хоть вы и мой радушный хозяин, — поклон, — и человек, к которому я питаю глубочайшее уважение, — еще поклон, — я не позволю вам так легкомысленно оскорблять бога. Дионис протестует устами самого ничтожного из своих приверженцев. Это не винцо, а великое вино, благородное вино, крепкое, вкусное, солнечное вино, вполне достойное своего благородного виночерпия.
— Рад слышать это от вас, — отозвался мистер Риплсмир, очень довольный. — Как правило, я не пью хереса в Англии. Обычно это дрянное пойло, смешанное для крепости с плохим коньяком. Такогоя у себя в подвалах не держу. Но это настоящий херес. Конечно, я не такой знаток, как вы, дорогой мой, ибо ваш вкус воспитан на великолепных винах колледжа, но…
— Вы безошибочным чутьем находите вина, намного превосходящие все, что имеется в колледже, — тонко вставил мистер Чепстон.
— Вы мне льстите, вы мне льстите…
Крис внимал этому словоблудию со все возрастающим презрением и негодованием. В знак протеста он взял и вылил свой стакан священного хереса прямо в суп.
— Дорогой мой! — воскликнул мистер Риплсмир, в ужасе воздевая руки.
— Варварство! — сказал мистер Чепстон.
— Потрясающее филистерство поколения, развращенного наукой! — сказал мистер Риплсмир.
— Простите им, ибо они не ведают, что творят, — извиняющимся тоном сказал мистер Чепстон, хмурясь на Криса, чтобы призвать его к порядку. — В конце концов, мой дорогой друг, учтите, что всего лишь какой-нибудь год прошел с тех пор, как наш юный протеже был спасен от ужасов имбирного пива и крем-соды. Вы, воспитанный в цивилизованном обществе, не можете знать, какие соблазны вульгарности окружают современную молодежь. Едва спасшись от Сциллы крем-соды, они попадают к Харибде коктейля. «Horresco referens». [18] А между тем умение ценить вино — это награда зрелого возраста. Когда женские чары перестают волновать нас, — мистер Чепстон, очевидно, говорил о них понаслышке, — солнце бутылки восходит в золотом сиянии на нашем горизонте. И неужели правда, — продолжал он, делая переход по всем правилам аристотелевой риторики, — неужели правда, что вы сами привезли эту великолепную бутылку из Испании?
18
«Трепещу, говоря об этом» (лат.).