Сущий рай

Олдингтон Ричард

С Мартой дело обстояло иначе. О, совсем иначе! Она была неизменно дружелюбна, очаровательно дружелюбна, и в тоже время нисколько не кокетничала, как в первый день их знакомства. К несчастью, он почти никогда не оставался с ней наедине, а когда выпадали такие минуты, ими обоими овладевала смехотворная застенчивость и они бессмысленно и бессвязно болтали, не решаясь поглядеть друг другу в глаза. Крис убеждал себя, что такое поведение до крайности нелепо и неразумно. После того как битых два часа ждешь случая поговорить с девушкой наедине, было бы верхом глупости заикаться, запинаться, краснеть и выставлять себя в самом непривлекательном свете. Но чем больше он жаждал поцеловать Марту, тем более трудным казалось

ему это сравнительно простое действие и тем больше он поражался легкости и прямо-таки блестящему мастерству, с какими он проделал это однажды в их первую встречу. Иногда он задавался вопросом, догадывается ли Марта, как она волнует его, и действительно ли она держит его на расстоянии, а если так, то кто этому виновник — или виновники. Как только к Марте приближались какие-нибудь молодые люди, — просто удивительно, как часто они это делали и как им это, по-видимому, нравилось, — Крис украдкой следил за ними, точно плохой сыщик, стараясь разобрать, относится ли к ним Марта более снисходительно, чем к нему. Иногда ему казалось, что да, иногда — нет. Положение было мучительное.

Ровно в четыре часа холодного ветреного дня в конце зимы Крис позвонил в квартиру Марты. Он нарочно пришел на полчаса раньше в надежде провести несколько минут наедине с ней, пока не явится кто-нибудь еще. Никто не ответил на звонок, и витрины запертой книжно-кондитерской лавочки показались ему вдруг печальными и негостеприимными. Он снова позвонил и прислушался, не раздадутся ли шаги, спускающиеся вниз по лестнице. Ни звука.

— Привет! — прозвучал где-то в воздухе голос Марты.

Крис быстро поднял глаза. В окне он увидел голову Марты, закутанной до подбородка в купальную простыню.

— Рано вы пришли, — сказала она. — Я принимаю ванну. Входите и подождите, пока я оденусь. Вот, держите!

Перед ним мелькнули белая рука и плечо, и два американских ключа на кольце просвистели в воздухе. Крис не поймал их. Когда он нашел ключи и снова поднял глаза, Марта уже исчезла.

Крис долго возился с замком наружной двери, пока не подобрал к нему нужный ключ. Затем поднялся, перепрыгивая через две ступеньки сразу, по лестнице тихого дома. У дверей квартиры Марты он обнаружил, что запыхался и сердце у него бьется учащенно, — то есть, что он не совсем «в форме». Он открыл дверь квартиры, повесил пальто и шляпу и, пройдя в гостиную, положил ключи на камин.

Минуту или две он стоял совершенно неподвижно у теплого электрического радиатора. До сих пор он ни разу не оставался один в этой комнате, и она показалась ему большой, пустой, безмолвной и, по сравнению с его конурой, роскошной. Она была отделана в современном вкусе: по обеим сторонам большие окна с цельными стеклами, стены обшиты светлым деревом, стальные стулья, два низких дивана и две картины. На полу большой ковер с геометрическим узором, сочетание серого, синего и белого цветов. Серые гардины на окнах были задернуты; свет давали только теплый накалившийся радиатор и единственная электрическая лампочка, скрытая в строгой алебастровой вазе.

Через одну из дверей в конце комнаты до него доносилось тихое свистящее бульканье воды, спускаемой из ванны. Кровь прилила к щекам Криса, когда у него мелькнула мысль, что Марта стоит там обнаженная, теплая, свежая и душистая после ванны, более прекрасная в реальности своей плоти, чем все придуманные людьми нимфы и богини. После всего убожества и нищеты, какая радость взглянуть на ее обнаженное тело, реальное и ощутимое, и в тоже время символизирующее юность и надежды и пылкое наслаждение. Нужно только пересечь комнату, открыть дверь и… Нет, это будет грубо, невоспитанно. К тому же он боялся, что Марта может обидеться. Но на этот раз, когда она войдет в комнату, он поцелует ее, легко и непринужденно, разумеется,

но непременно поцелует ее, и без всяких экивоков. Конечно, он ее поцелует. «Привет, Крис», — скажет она, а он скажет: «Привет, дорогая» и обнимет ее за плечи и… очень просто и естественно.

Крис снова оглядел комнату. Ему нравилась обстановка в современном вкусе, полный разрыв с прошлым, отсутствие всяких антикварных безделушек, гладкие плоскости, четкая определенность линий. Вот такой должна быть теперь жизнь. Ему в первый раз пришло в голову, что, наверное, у Марты есть кое-какие средства — ну да, а то как же! Ей принадлежат дом и обе лавки. Крис настолько привык мысленно делить всех людей на молодежь без единого пенни и стариков с непомерно большим количеством фунтов, что ему как-то не верилось, что у Марты могут быть деньги. Он почти жалел, что они у нее есть. Это нарушало симметрию мира. Это ставило Марту в один ряд с его врагами. Может быть, впрочем, денег у нее немного. Однако же такую комнату нельзя иметь без денег, хотя она не стоила и двадцатой доли того, что Риплсмир бросал на свои уродливые «украшения» в стиле Бувара и Пекюше.

Каждое мгновение Крис ожидал, что вот откроется дверь и войдет Марта. Он еще раз прорепетировал свою маленькую сценку, но Марта не приходила. Он напомнил себе, что девушкам нужно гораздо больше времени, чтобы привести себя в порядок, чем мужчинам. Им мало быть чисто вымытыми и аккуратно одетыми: они должны быть сверх того модными и привлекательными. Что за канитель — и это каждый день! Чтобы заглушить свое нетерпение, он подошел к книжным полкам Марты. Романы и романы, томики стихов, книги по искусству и архитектуре, несколько биографий и тому подобных сказок. Три ряда французских и немецких книжек: главным образом — романы. Ни единого труда по истории или какой бы то ни было науке, философии или даже психологии. Хотя нет, постой-ка! Спрятанные позади каких-то других книг, стояли Фрейд и Адлер. Гм! Эллис, полное собрание. Ван дер Вельде. Ха-ха. Если она только прочла все это, она вовсе не такая невежественная дурочка, как Анна…

— Привет, Крис! — сказал голос Марты.

Крис виновато засунул книги на место и выпрямился; он сильно покраснел. Марта вошла в дверь с противоположной стороны от ванной, в руках у нее был поднос с чашками, кипящим кофейником и молочником. Крис вспомнил ее причуду — пить кофе вместо послеобеденного чая.

— Привет, — сказал он, охваченный внезапной застенчивостью. (Ну, чего ж ты ее не поцелуешь? Ну как же, когда у нее поднос в руках? А тогда какого же черта ты забыл хорошие манеры и не берешь у нее поднос?)

— Разрешите мне… — начал он. Но Марта уже поставила поднос на низкий широкий столик и устраивала для себя на полу сиденье из подушек.

— Дать вам подушки или вы предпочитаете стул? — небрежно спросила она.

— О, мне все равно, — взволнованно сказал Крис, пододвигая первый попавшийся стул и усаживаясь напротив камина. Низкий массивный столик разделял их. Крис заметил, что Марта одета не в платье, а в длинный с засученными рукавами халат плотного синего шелка на такой же плотной шелковой подкладке лилового цвета и широким поясом. Ее шелковые чулки и домашние туфли на высоких каблуках были того же лилового цвета. Крис подумал, что это чудесное сочетание, — насколько он вообще был способен думать о чем-либо, кроме своего нелепого замешательства.

— Простите, что я заставила вас так долго ждать, — сказала Марта, разливая кофе. — Мы ведь, кажется, сговорились на половину пятого?

— Да, но я нарочно пришел пораньше. Мне никогда не удается побыть с вами вдвоем.

— А! — Марте это, видимо, доставило удовольствие. — Вы мне что-нибудь хотели сказать?

— Только то, что я потерял службу у Риплсмира!

— В самом деле? — спокойно спросила Марта. — И как же это случилось?