Сущий рай
Шрифт:
— Что вы собираетесь делать в Испании? — весьма вызывающе спросил он Чепстона.
В первое мгновение мистер Чепстон растерялся, ошеломленный этим прямым вопросом.
— Я уже сказал, собираюсь совершить эстетическое паломничество, — вкрадчиво ответил он.
— И опишете его под заглавием «По стопам Карла Бедекера»?
Мистер Риплсмир ахнул.
Мистер Чепстон ахнул.
— L`ese culture. [22]
— Это будет весьма поучительно для вас, дорогой мой, — сказал мистер
22
Оскорбление культуры (фр.).
— И для меня также, — добавил мистер Чепстон со смирением умудренного опытом эрудита. — Мы увидим изумительные вещи — Бургос, Толедо, Вальядолид, Хильде Силоэ, Берругете, Эль Греко, Веласкес…
— Что это такое? — перебил Крис, разыгрывая дурачка. — Тоже виноградные вина, что ли? Какой ужас! Оказывается, воспитание джентльмена никогда не бывает законченным.
В этот критический момент чувство юмора изменило мистеру Чепстону, и он не сообразил, что Крис демонстративно над ним потешается.
— Вздор! — сердито сказал он. — Соборы, великие художники. Не станете же вы говорить мне, будто никогда не слыхали о Веласкесе и Эль Греко?
— Да, имена как будто знакомые, — дурашливо сказал Крис. — Это, кажется, двое голливудских комиков, которые выступают всегда в котелках, так, что ли?
— Дорогой мой! — воскликнул мистер Риплсмир. — Вы делаете мне больно. А я-то считал вас человеком образованным! Считал вас влюбленным в Красоту, Искусство, Утонченность! Или у вас нет никакого уважения к великим именам?
Мистер Чепстон осклабился, догадавшись наконец.
— Он потешается над нами, — объяснил он, шутливо грозя Крису пальцем.
— Э! — сказал мистер Риплсмир. — Что, что? Я не понимаю этих грубых шуток, не одобряю их, не люблю их.
— Нет, серьезно, — сказал Крис, — что это за преклонение исключительно перед мертвым искусством прошлого? Какова ценность «культуры», состоящей всего лишь из собрания мертвых костей мертвых цивилизаций? Разве не существует живого искусства? Разве нет живых творческих центров?
— Может быть, Чикаго? — насмешливо заметил мистер Чепстон.
— Почему бы и нет?
— Или, может быть, Москва? — злорадно подсказал мистер Риплсмир.
— Опять-таки — почему нет? — не сдавался Крис. — В конце концов, они строят будущее, а не живут паразитически за счет прошлого.
— Вандализм! — вскричал мистер Чепстон.
— Возмутительно! — возопил мистер Риплсмир.
Блюдо перепелок под виноградным соусом и бутылка могучего Шато Го-Брион 1911 года отвлекли внимание этих гастрономо-софистов от еретических суждений Криса. Они чавкали и смаковали с превеликим усердием. После бокала этого вина Крис утратил последние остатки скромности.
—
— Дорогой мой! — сравнение с Тримальхионом глубоко оскорбило мистера Риплсмира. — Какие ужасно неприятные вещи вы говорите! Разве это необходимо? Разве это вежливо? Зачем нарушать гармонию нашего вечера подобными циничными заявлениями? И потом, я этому не верю. В наши дни никто не голодает.
— Быть может, у нас не умирают с голоду или непосредственно от истощения, возможно, — сказал Крис. — Но если вы не знаете, что миллионы людей недоедают и доведены вследствие этого до почти нечеловеческого состояния, — тогда вы ничего не знаете!
— Я отказываюсь этому верить, — сказал мистер Риплсмир в сильном волнении, тогда как Крис упрямо отказывался замечать знаки мистера Чепстона, который призывал его к молчанию.
— Вы могли бы найти сколько угодно примеров не дальше чем за милю от этого дома, — упорствовал он.
— Решительно, нынешняя молодежь преступает все правила приличия, — сказал мистер Риплсмир, обращаясь к своему старшему собутыльнику. — Они вечно ноют, они действуют мне на нервы. Вы знаете, как я чувствителен, вы знаете, что одна только мысль о страданиях терзает меня. Успокойте меня, дорогой мой, успокойте меня. Я не смогу проглотить ни крошки, пока меня не успокоят.
— О, я уверен, что дело обстоит вовсе не так уж плохо, — неопределенно сказал мистер Чепстон, хмурясь по адресу Криса. — В конце концов, ведь существуют же пособия, и благотворительность, и… и все такое. Он преувеличивает.
— Вы так думаете? Вы так думаете? — с живостью спросил мистер Риплсмир. — Я верил, что все эти проблемы разрешены раз и навсегда. Не дальше как на прошлой неделе здесь был епископ Бемчестерский, и я просто умолял его, чтобы он сказал мне всю правду о своей епархии, и он заверил меня, что сейчас нет подлинно нуждающихся, которые не получали бы всего необходимого.
Подали шампиньоны в сырном соусе с шато-лафитом 1904 года. Крис чувствовал, что лицо у него пылает, а в ушах стоит легкий звон. Мистер Чепстон продекламировал отрывок из пиндарической оды к бутылке, которую он никак не хотел отпускать от себя. Выпив еще один или два бокала, мистер Риплсмир пришел в настроение патетическое и благочестивое.
— Дорогой мой, иногда мне кажется, что я зажился на свете, — сказал он, обращаясь к мистеру Чепстону. — Не понимаю я этого нового поколения. И, откровенно говоря, не очень-то к этому стремлюсь. У них нет ни воспитанности, ни остроумия, ни моральных устоев, ни идеалов, ни веры, ни Бога.
— Может быть, вернее было бы сказать, что у них нет денег? — вмешался Крис. — Будь у них деньги, все остальное приложилось бы.
— Вот, вот! Неприкрытая грубость и цинизм! Сейчас, когда мы наслаждались этим скромным небольшим обедом…