Суть доказательств

Корнуэлл Патрисия

Бармен бросил на стойку пачку, взял с меня — возмутительно! — два доллара и не проявил никакой радости, получив пятьдесят центов в качестве чаевых. Зеленые глаза, отнюдь не светящиеся доброжелательностью, иссушенное солнцем морщинистое лицо, густая темная борода с проседью. У меня почему-то создалось впечатление, что в Ки-Уэсте сия малоприятная личность провела значительную часть своей безрадостной жизни.

— Можно вас кое о чем спросить? — осведомилась я.

— Вы уже спросили, мэм.

Я улыбнулась:

— Верно. Спросила. И хочу спросить еще кое о чем. Вы давно здесь работаете?

— Пятый год. — Он взял полотенце и

принялся полировать стойку.

— Тогда вы должны знать молодую женщину, называвшуюся именем Стро. — Судя по письмам, свое настоящее имя Берилл здесь не упоминала.

— Стро? — Он нахмурился.

— Так она себя называла. Светловолосая, изящная, хорошенькая. В конце лета она приходила сюда едва ли не каждый вечер. Сидела за столиком на террасе и писала.

Бармен поднял голову и в упор посмотрел на меня:

— Она вам кто? Подруга?

— Она мой пациент. — Врать не хотелось, так что пришлось ограничиться полуправдой.

— Вот как? — Густые брови полезли вверх. — Пациент? А вы ее врач?

— Именно так.

— Что ж, теперь ей от вас толку мало, док. Уж извините. — Бармен опустился на стул, откинулся на спинку, но книжку не взял — выжидал.

— Понимаю. Я знаю, что она умерла.

— Да, должен признаться, новость не из приятных. Пару недель назад к нам сюда привалили копы. Со всем своим набором инструментов. Так вот, док, я скажу вам то же, что сказали им мои знакомые: здесь никто понятия не имеет, что с ней случилось. Тихая, спокойная была… настоящая леди. Сидела обычно вон там. — Он указал на столик почти рядом с тем, за которым только что сидела я. — Сидела, никому не мешала, занималась своим делом.

— Вы с ней познакомились?

— Конечно. — Он пожал плечами. — Иногда вместе выпивали. Она предпочитала «Корону» с лаймом. Но я бы не сказал, что кто-то сошелся с ней близко. В том смысле, что вряд ли кто-то даже знает, откуда она приехала, кроме того, что откуда-то с севера.

— Ричмонд, Вирджиния.

— Знаете, — продолжал бородач, — сюда ведь многие приезжают. Такое уж это место, Ки-Уэст. Живи сам и давай жить другим — такой здесь порядок. Много художников, артистов. Из тех, у кого что-то не заладилось. Стро ничем не отличалась от большинства других — да вот только большинство других такой смертью не умирают. — Он почесал бороду и покачал головой. — Да, верится с трудом. Как подумаешь, так не по себе становится.

Я закурила.

— На многие вопросы ответов так и нет.

— Точно. Например, какого черта вы курите? Уж доктора-то вроде бы должны знать, а?

— Отвратительная, вредная привычка. Да, знаю. А еще я люблю выпить. Как насчет рома с тоником? «Барбанкур» с лимоном, пожалуйста.

— Четырех— или восьмилетний? Вам какой? — Он явно проверял уровень моей компетентности.

— Двадцатипятилетний, если найдется.

— Нет. Такой только на островах сыщется. Мягкий… м-м-м… слезу вышибает.

— Тогда самый лучший из того, что у вас есть.

Бородач ткнул пальцем в знакомую янтарную бутылку с пятью звездочками на этикетке. Ром «Барбанкур» пятнадцатилетней выдержки. Похожий я видела в шкафчике на кухне у Берилл.

— Отлично.

Бармен ухмыльнулся, бодро поднялся со стула и принялся за дело с ловкостью жонглера: выхватил пробку, подбросил бутылку, не унижаясь до мерного стаканчика, на глазок плеснул нужную порцию жидкого гаитянского золота, добавил искрящегося тоника, одним движением ножа отхватил идеально ровный кружок лайма, свежего, как будто только что сорванного с ветки, выжал его в стакан и нанизал сморщенный остаток на тонкую стеклянную грань. Потом вытер руки полотенцем, заткнул его за пояс линялых джинсов, катнул по стойке картонный кружок и преподнес произведение своего искусства мне. Лучшего рома с тоником я еще не пробовала, о чем и сообщила бармену после первого глотка.

— За счет заведения, — сказал он, отмахиваясь от протянутой десятки и доставая свою пачку. — Вот такие врачи по мне — и курят, и в выпивке толк знают. Я вам так скажу, — продолжал бородач, чиркая спичкой. — Осточертело слушать этих некурящих праведников. Понимаете, о чем я? Такое наговорят, что чувствуешь себя преступником. А по-моему, так: живи сам и другим не мешай.

— Согласна.

Мы оба с удовольствием затянулись.

— Всегда найдут чем уколоть. Ешь не так, пьешь не так, встречаешься не с тем.

— Да, люди слишком часто бывают крайне поверхностны в суждениях и чересчур суровы.

— Аминь.

Он снова сел на стул, укрывшись в тени барной полки. Солнце припекало макушку.

— Итак, вы ее врач. И что, позвольте спросить, хотите здесь узнать?

— Меня интересуют некоторые обстоятельства, предшествовавшие ее смерти. Они очень запутанны, и я надеюсь, что ее друзья помогут кое-что прояснить…

— Минутку. — Он сел ровнее. — Вы называете себя врачом. А что вы лечите?

— Я ее осматривала…

— Когда?

— После смерти.

— Черт! То есть вы — гробовщик?

— Я — судебно-медицинский эксперт.

— Коронер?

— Можно и так сказать.

— Черт! — Он недоверчиво покачал головой. — Вот уж ни за что бы не догадался.

Был ли это комплимент или наоборот, я так и не поняла.

— А что, полиция всегда отправляет — как вы сказали? — да, судмедэксперта выведывать информацию?

— Меня никто не посылал. Я здесь по собственной инициативе.

— Почему? — Он посмотрел на меня с легким прищуром. — Путь ведь неблизкий.

— Мне нужно знать, что с ней случилось. Знать не для полиции, для себя.

— Так, значит, полиция вас не посылала?

— Копы мной не командуют и посылать никуда не могут.

— Это хорошо. — Бармен рассмеялся. — Это мне нравится.

Я сделала еще глоток.

— Только и знают, что орать. Воображают себя младшими братьями Рэмбо. — Он раздавил в пепельнице сигарету. — Явились… В резиновых перчатках. Боже мой! А что подумали наши клиенты? Отправились к Бренту, это наш бывший официант. Парень в больнице, при смерти, так эти придурки нацепили хирургические маски и ближе чем на десять футов даже подходить боялись. Как будто он Тифозная Мэри. [19] Ей-богу, даже если б я что-то и знал про Берилл, точно бы им не сказал.

19

Тифозная Мэри — Мэри Маллон. Повариха-ирландка, которая, работая во многих американских семьях, заразила брюшным тифом более 50 человек, из которых трое умерли. Была бациллоносителем, однако сама обладала иммунитетом к болезни. Вошла в историю под прозвищем Тифозная Мэри. В 1907–1910 и в 1914–1938 гг. принудительно содержалась в изоляции в одной из больниц Нью-Йорка.