Суть острова. Книга 1 (Добудь восход на закате)
Шрифт:
— До завтра.
— И тебе того же.
— Молчи! Мне материнское сердце подсказывает, что он обманывает тебя!
— Мамочка! На этот раз оно ошиблось, ваше чуткое сердце. Хотел бы — давно бы уже обманул он меня. А вы оглянитесь вокруг: сколько всякого барахла нас теперь окружает? Мы себе и домработницу завели, и легковой автомобиль у нас имеется, и экономить до получки нам теперь не приходится… И, кстати говоря, на черный день есть, «гробовые» отложены — все это благодаря новым временам, то есть тому, что работаю с этим Сигордом. И то, что он гораздо больше моего
— Это оттого, что ты добрый и бескорыстный. И умный! Потому он за тебя и держится, что сам бы ничего не смог, а тебя можно эксплуатировать за гроши. Да, да, да!
— Мама, это не так. Он даже в уставный договор меня вписал, хотя я его совсем не просил об этом.
— И что тебе этот договор?
— А то, что моя доля в нем — сорок тысяч талеров с лишним. И то если считать по номиналу, а на деле — так и дороже стоит.
— Не такие уж и большие деньги — сорок тысяч.
— Что-что?
— Я к тому, что ты заслуживаешь большего; деньги, конечно, немалые, хотя и… Ну хорошо, пусть сорок. Где они?
— Там, в деле. А у меня документы, это подтверждающие.
— Что я и говорила: у тебя бумажка, а у него деньги.
— Мама. Вы можете сердиться, можете плакать, но я повторяю: дела — это дела, их веду я и прошу вас не пытаться вмешиваться. Меня устраивает нынешнее положение вещей, и я никогда никого не кусал в спину, не сделаю этого и впредь: Сигорд опирается на меня, я на него, — и так будет, пока один из нас не обманет. Это буду точно не я, и уверен, что не он. Закрыли тему, мамочка. Мы, кстати, опять при дополнительных доходах, посему хочу свозить вас к теплому океану на выходные, плюс пару дней я испросил за счет фирмы. Да не на наше побережье — на северные пляжи, в четырехзвездочный отель, очень спокойный, очень уютный. Вечное солнце, бриз, пальмы шелестят, волны плещут, воздух напоен кислородом… Вот билеты на самолет! Довольны ли мы?
— А-а-а-х, Янечек… За что мне судьба ниспослала такого замечательного сына! Дай платочек, я опять разнюнилась, но уже от радости…
После покупки акций «Южного побережья» прошел месяц вялого ожидания, за который мысль о том, что свободные деньги на счету превратились в «товар», что «деньги работают» (Сигорд считал это выражение пошлым, но сам вдруг применил его, с кривой улыбкой, правда), стала привычною, и Сигорд с Яблонски занимались тем, что окучивали вскопанные уже грядки — обслуживали имеющуюся клиентуру и вербовали новую. Но жарко следили за котировками. «Мы потеряли десять тысяч» — докладывал Яблонски устно и по телефону. «Отбились и пятерка в плюсе!», — а через два часа: «Опять по нолям… ребята говорят, что до весны активности никакой не будет». Сигорд кивал, соглашался рассеянно, однако ни на что другое переключаться не хотел. И вот настал день, это было в конце июля, когда Яблонски встретил его красный, весь взъерошенный, глаза его как обычно круглые, мигали под очками так часто, что мигание это можно было принять за нервный тик.
— Пять двадцать! На целый талер взлетели. Сбрасываем? — Сигорд молча и не спеша стал снимать пальто, новость абсолютно его не взволновала, только вот рукава никак не хотели отпускать, тесны стали…
— Да не дергайте вы так, давайте приму! — Анита ласточкой слетела со стула и бросилась помогать боссу.
«Надо будет все-таки ее оттрахать, — подумал Сигорд, — с нею вроде бы не должно быть осложнений. Ресторан, то, се… Все равно она к осени увольняется, хорошо хоть предупредила заранее. А вдруг не согласится? Тоже переживем».
— Еще на пять пенсов вверх! Сигорд, а?
— Что ж, это — к премиям личному составу фирмы, примета верная. Анита, собирай свои манаточки — и марш к Марии в гости, там пока поработаете. Заодно можешь ей насчет премии насплетничать. Тихо! Радоваться будем после и никак не сегодня. А может быть и не завтра. И вообще… нечего делить шкуру неубитого медведя. Запрыгали тут, захихикали… Ты еще здесь???
Яблонски закрыл за окрыленной Анитой дверь, запер на ключ, сел на свое место и теперь смотрел не мигая, ждал.
— Чай горячий?
— Только что. Так может — потом чай? Вот-вот обратно повалится, все к этому идет… А, Сигорд? — Яблонский встал, не в силах больше сидеть на месте.
— Пусть идет, а мы пьем чай, медленно, раздумчиво, с благодушными улыбками на румяных лицах. Сядь, я сказал.
Почему-то, вопреки опасениям Яблонски и Сигорда, акции «Побережья» никак не хотели падать и к концу сессии приподнялись еще на десять пенсов. Но Сигорд все не давал и не давал команды продавать, биржевая сессия закончилась, и Яблонски возмущенно отдувался.
— Может быть, не рисковать нам и не благодушествовать? Сигорд, не сходите с ума, а? Давайте, я подыщу, постараюсь, а значит сумею — сегодня же, до конца дня найду внебиржевых покупателей на наш пакет? Будет пенсов на пять подешевле, но все равно… Пусть даже на десять дешевле! Это будет по пять двадцать пять — талер десять в плюсе, двести двадцать тысяч талеров одним махом! Сигорд?
— Нет. Продадим завтра. Или послезавтра.
На следующий день акции потоптались с четверть часа на финальной отметке вчерашнего спроса и опять поползли вверх. Сделка за сделкой: по два-три лота, редко по пять, не спеша, но только на повышение.
— Сигорд, вы обещали, что мы сдаемся «сегодня». Через двадцать минут поздно будет, давайте же?
— Да ты с ума, что ли, сошел, Ян Яблонски, по шесть пятьдесят нажитое спускать? Откуда ты такой транжира взялся? Все только начинается.
— Куда же начинается-то? Это у вас помрачение в мозгах. Ребята дружно говорят, что весь ресурс выбран. Покупатели свой пакет собрали, или вот-вот доберут, рухнет тогда к чертовой матери, проснемся на помойке. Нельзя быть таким жадным, что вы словно ребенок!?
— Твои ребята вспрыгнули в наш поезд «в полшестого», выпрыгнули в «шесть», приподняли с земли по полталера на акцию и радуются, аж укакиваются. Заметь, никто из них больше чем на лот — два не садился. А закрылись торги на шести пятидесяти и теперь это им бочка дегтя в бочке меда. Слабаки.
— «Ацтеки» четыре лота взяли.
— И все четыре скинули тут же, сорвали двадцать тысяч и считают это успехом. Вернее, считали, пока акции, которые они скинули, не подпрыгнули еще на полтину.
— Это и есть успех, когда фирмачи, между основными делами, вклинились и захватили двадцать тысяч талеров за один только час. — Яблонский с важностью поднял указательный палец, в знак уважения к удачливым коллегам и к мудрости собственного изречения.