Сувенир для бога

Парфин Павел Федорович

Дальше Дьяченко стал пробираться чуть ли не на цыпочках, затаив дыхание, вжав голову в плечи... Рука, сделав молниеносный мах, казалось, самопроизвольно метнула копье вперед и влево. Чмяк! Копье насквозь пробило грудь безухому демону. Второго хлопа, одичавшим псом кинувшегося из-за груды камней, Валька оглушил по голове щитом. Фу-ух! Вытер пот со лба. Господи, что еще ждет его впереди? Страх отпустил, как внезапно отпускает долгая боль. В душе тревожно и звонко запела крошечная скрипка. Дьяченко улыбнулся, чувствуя, как волна азарта захватывает его. Скоро он увидит... Земля под ним вдруг разверзлась, и он, беспомощно хватая руками воздух, провалился в бездну.

Слава Богу, бездна имела дно - со всей дури Валька шмякнулся об него левым боком. "Мать твою!" - вскрикнул от резкой боли, зарычал,

замычал, потирая ушибленный бок, ощупывая то место, куда судьба кинула его, как паршивое кошеня. "Темно и тихо, как в гробу", - вполголоса оценил ситуацию. Дно было неровным, наполовину засыпанным острым колким мусором, на ощупь напоминающим яичную скорлупу. Глаза быстро привыкали к полумраку, одновременно пахнущему порохом и разлагающейся мертвечиной.

Встав на четвереньки, Дьяченко продолжил осторожно изучать руками дно. Колодец был не так уж велик - каких-то неполных три метра в диаметре. "Если это тот самый чертов лукр, - размышлял Валька, - то где-то здесь должен валяться мой Оззо". Перебирая осколок за осколком, ощупывая пядь за пядью, он вдруг наткнулся на что-то продолговатое и мягкое, неприятно чавкнувшее под его рукой. Валька с опаской склонился над находкой - фу, какая ужасная вонь! Так и есть - это чья-то оторванная или отрубленная конечность, наполовину сгнившая, брызнувшая в него какой-то дрянью. В ужасе Дьяченко за доли секунды отлетел к противоположной стенке лукра, дрожа, прижался спиной к холодному камню. Вальку едва не вырвало, когда он вновь представил ту мерзкую руку... Руку. Стоп! В ней была зажата одна вещица, что-то она ему напомнила. Неужели... Поборов брезгливость и страх, подчинившись необъяснимому предчувствию, Дьяченко подкрался к мертвой руке. Скривившись, на мгновение задержав дыхание, попытался разжать склизкие пальцы. Куда там - пальцы крепче стали! Ударил наотмашь мечом, другой раз, третий! Куски мертвой плоти летели в стороны, будто щепки из-под топора. Немалая часть их угодила на одежду, на Валькину кожу. К дьяволу, как все осточертело! Как достал его этот ад с лицедеем сатаной и крысами демонами!..

Вспышка ярости прошла так же неожиданно, как началась. Опустошенный, разбитый, точно после трехчасовой схватки с живой нечистью, Дьяченко долго не мог отдышаться. Наконец, вытерев о брюки, поднес к глазам то, что сумел отнять у мертвой руки. Сердце радостно забилось. Он! Даже в полутьме его нельзя было ни с чем спутать! Валька почувствовал, как от слез мокнут глаза, дух ликует, - и разразился счастливым смехом. Он нашел-таки своего единорога! Удивительно, он так радовался находке, будто в ней заключался смысл его жизни. Или смерти. Поди разберись, кто он сейчас - живой труп или до сих пор не сдавшийся смерти упрямец.

Боже, во что только превратили несчастный сувенир! А это еще что?.. Рог погнут, бока обезображены вмятинами и парой глубоких царапин. Но в остальном... Из янтарной бусинки, венчавшей кончик рога, по-прежнему сочился едва заметный, блеклый свет. Но может, это только почудилось Дьяченко?.. А может, чудо происходило на самом деле. Как бы там ни было, он сумел разглядеть крошечного единорога, не упустив практически ни одной детали. Помятый, поцарапанный, с мелкими пятнами на боках. Но главное - с погнутым рогом! Дьяченко, следуя безотчетному порыву, взял да выпрямил рог. В тот же миг высоко над головой, на краю колодца раздался крик - пронзительный и звонкий, как крик ребенка.

В первый момент Дьяченко обмер, затем, запрокинув голову, уставился в серо-синий зев лукра. Секунд пять-шесть выдержав высокую ноту, крик перешел в кашель, сухой и резкий, точно треск сучьев в огне. В следующее мгновенье что-то длинное и верткое обрушилось сверху - тотчас острая боль обожгла правую щеку и плечо Дьяченко. Невыносимая боль! Валька аж взвыл! Будто ударом тока, его отбросило в сторону, со всей силы шмякнуло затылком о каменную стену - Дьяченко чуть сознания не лишился. Но нет худа без добра: новая боль немедленно вытеснила боль от ожога. Взгляд просветлел, после мощной встряски мозг заработал с невиданной ясностью. Вжавшись спиной в стену, Дьяченко ловко уворачивался от ударов гигантского хлыста.

Черт знает чем была на самом деле та толстая веревка или канат, брошенный сверху и теперь норовивший огреть

Вальку, точным ударом пригвоздить ко дну лукра. Черт знает чем! Может, и не хлыстом, а какой-нибудь диковинной лианой, плотоядной лозой или хищным щупальцем - суть не менялась. Ведь чем бы ни была упругая дрянь, она действовала не сама по себе, а явно управлялась чьей-то рукой, опытной и безжалостной. Дьяченко не удивился бы, если бы в ту же минуту открылось, что засаду наверху ему устроил Оззо или сам Виорах, вновь решивший испытать человека. Сейчас Вальку трудно было чем-нибудь удивить. Казалось, ему абсолютно наплевать, чем хотели его убить и кто был охотник. В тот момент его занимали совсем иные мысли: он непременно должен выстоять, он просто обязан выжить, чтобы... чтобы... "Бллл!!" Как Дьяченко ни изворачивался, кончик хлыста зацепил-таки его левую руку - он завизжал, как раненый щенок, и... выронил единорога.

"Вот бл..!" - в другой раз выругавшись, Валька попытался ударить мечом чертов хлыст. Куда там! Хлыст был быстр и верток, как жало змеи. "Сука, чем же тебя достать?
– Дьяченко лихорадочно соображал.
– Кто ты, черт подери?!" Снова рывком выкинул вперед руку с мечом - хлыст вовремя дернулся в сторону, будто был зряч, будто сплошь из змеиных глаз. Лезвие клинка лишь черкануло по нему, зато Дьяченко, потеряв равновесие, растянулся в центре колодца. Краем глаза увидел, как хлыст, вначале сложившись в тугую пружину, вдруг резко распрямился и теперь несся на него с бешеной скоростью, метя в непутевую его голову. "Ах ты, черт!" В считанные секунды в этой непутевой голове пронеслось то, что обычно называют прожитой жизнью. Но почему-то память выбрала, а затем мгновенно сфокусировала мысли на одном-единственном, как ни странно, самом позднем фрагменте: Валька выпрямляет единорогу его бронзовый рог, а вдогонку несется чей-то душераздирающий крик... В следующую секунду, волчком крутанувшись со спины на бок, чудом увернувшись от удара хлыста, Дьяченко ловко подхватил сувенир и со всей силы хрястнул им о каменное дно. И вновь - тот же истошный крик, переходящий в хлесткий кашель. С чудовищным свистом хлыст взлетел и исчез на верху лукра, словно призванный к себе пронзительным криком.

Дьяченко едва успел проводить хлыст взглядом, как на плечи ему обрушился комок мышц и ярости и в тот же миг впился в шею когтями. Валька заревел! Попытался скинуть незнакомца - тот клещом вгрызся в его спину. От невыносимой боли потемнело в глазах, сердце, казалось, замерло в ожидании смерти. Человек пошатнулся... удержал равновесие... и, собрав последние силы, ударил единорогом о стену. Тотчас знакомый детский крик резанул ему слух! Что-то свалилось с его плеч, упало под ноги, завертелось, закружилось, продолжая вопить и стонать... Вдруг все стихло, и Дьяченко увидел перед собой карлика. У него были больные глаза и непомерно большая голова, похожая на школьный глобус. Вместо материков и океанов на ней было разбросано с полдюжины красно-желто-оранжевых пятен. Пятна непрерывно и вразнобой пульсировали.

– Твоя взяла, человече, - устало качнул головой карлик и тут же зашелся в кашле, сухом и трескучем. Сейчас голос его был похож на голос простуженного ребенка. Дьяченко растерялся. Он тупо уставился на уродца, не зная, что делать ни с ним, ни со своими руками. В одной он по-прежнему сжимал меч, в другой - уже порядком изуродованный сувенир... Чувство, близкое к жалости, на миг шевельнулось в Валькиной душе, да тут же исчезло. Этот головастик мог запросто задушить его!

А фрукт попался редкостный - таких прежде Дьяченко ни разу не встречал. Ни в одном из трех миров, где успел побывать.

– Я хотел убить тебя, но ты оказался сильней, - вновь заговорил карлик. Но, не уловив в глазах человека желания вступать разговор, закашлялся и замолчал. В отличие от Дьяченко, продолжавшего стоять истуканом, незнакомец довольно быстро пришел в себя. Ростом он был с кухонную табуретку, зато с головой с пятилитровую кастрюлю. Поистине головастик! Карлик держался необыкновенно живо и раскованно. Переминался с ноги на ногу, пританцовывал, без конца жестикулировал, подавая одному ему понятные знаки. Одет он был в совершенно несуразную серо-розовую распашонку с расклешенными рукавами, на ногах громыхали просто громадные при его росте лимонно-желтые башмаки.