Сувенир, или Кукла на цепочке
Шрифт:
Я глядел на застекленные створки дверей, пока они не перестали колебаться.
Еще один-два таких случая, подумал я, и дисциплина полетит ко всем чертям.
Глава 5
Я прошел двести или триста ярдов, пока отель, в котором остановились мои девочки, не остался позади, потом поймал такси и вернулся к себе. На минуту я остановился под навесом, посмотрел через улицу на старую шарманку. Старик-шарманщик, казалось, был не только неутомим, но и водонепроницаем. Дождь не служил ему помехой, и, видимо, только землетрясение могло бы сорвать его вечерний концерт. Подобно истинному артисту, он, возможно, чувствовал свой долг перед публикой, ибо, как ни странно — публика оказалась на месте: с полдюжины юнцов, ветхая одежда которых явно свидетельствовала о том, что они промокли до нитки, группа одержимых, забывших все на свете и внимавших с каким-то мистическим экстазом предсмертным мукам Штрауса — именно он был очередной жертвой старого шарманщика. Я вошел в отель.
Помощник управляющего заметил меня, как только я повесил плащ. Кажется, он искренне удивился.
— Так быстро? Из Заандама?
— Таксист попался великолепный, — объяснил я и прошел и бар. Там я заказал «Юную Дженевру», порцию пльзеньского, и, медленно потягивая и то и другое, раздумывал о связи между быстрыми парнями со скорострельными пистолетами, посредниками-наркоманами, больными девушками, глазами, которые прячутся среди кукол, машинами, преследующими меня, куда бы я ни направлялся, полицейскими — жертвами шантажа, алчными администраторами, портье и шарманкой с жестяным завыванием вместо музыки. Все это никак не складывалось в моем мозгу в единое целое, и постепенно росла уверенность в том, что мои действия недостаточно провокационны. В конечном итоге я уже пришел к неприятному для себя заключению, что следует этим же вечером еще раз побывать на складе — разумеется, не поставив Белинду в известность, — как вдруг случайно взглянул в зеркало, висевшее напротив. Тут не было случайного совпадения или подсказки шестого чувства — просто мой нос уже некоторое время ощущал аромат, ассоциировавшийся с запахом сандалового дерева, а поскольку я к нему весьма неравнодушен, мне тотчас же захотелось выяснить источник — всего лишь стародавняя привычка всюду совать свой нос. За столиком, прямо за моей спиной, сидела девушка. Перед ней стоял стакан, в руке она держала газету. Как только я взглянул в зеркало, девушка резко опустила глаза и уткнулась в газету. Нет, нет, мне не почудилось — давать волю воображению в подобных случаях вовсе не в моих привычках. Она действительно на меня смотрела. И выглядела совсем юной. Одета в зеленое пальто, на голове — копна светлых волос, будто их стриг сумасшедший садовник. Казалось, в Амстердаме полным-полно блондинок, к которым так или иначе привлекается мое внимание.
Я заказал бармену вторую порцию и, оставив все на столике возле мойки, медленно направился в сторону холла. Я прошел мимо девушки, как человек, погруженный в свои мысли, даже не взглянув на нее, пересек холл и вышел на улицу.
Со Штраусом было покончено, но старик не унывал и, демонстрируя свои разносторонние музыкальные вкусы, крутил сейчас «Прекрасные берега Лох Ломонда». Попробуй он сделать это на улице в Глазго, и от него, и от его шарманки через 15 минут остались бы смутные воспоминания. Одержимые юнцы, правда, уже исчезли. Это, наверное, означало, что они настроены либо слишком антишотландски, либо, напротив, прошотландски. Фактически же, как мне удалось выяснить позднее, их отсутствие свидетельствовало совсем о другом. И доказательство было здесь, перед моими глазами, но я не заметил его, и поэтому целому ряду людей предстояло погибнуть. Увидев меня, старик не скрыл удивления.
— Минхеер говорил, что собирается…
— В оперу. Я и был в опере. — Я печально покачал головой. — Примадонна взяла слишком высокое «ми» и ей стало плохо. — Я сердечно похлопал его по плечу. — Без паники, — я только схожу вон в ту телефонную будку.
Войдя в будку телефона-автомата, я набрал номер отеля, где остановились девушки. Коммутатор ответил быстро, но потом мне пришлось долго ждать, пока нас соединят. Наконец я услышал голос Белинды. Она раздраженно спросила:
— Алло? Кто говорит?
— Шерман. Нужно, чтобы вы немедленно пришли ко мне в отель!
— Сейчас?! — запричитала Белинда. — Но я как раз принимаю ванну!
— К сожалению, я не могу одновременно быть в двух местах. А вы достаточно чисты для той грязной работы, которая вам предстоит… И Мэгги тоже.
— Но Мэгги уже спит!
— В таком случае разбудите ее. Ведь иначе вам придется нести ее на руках. — Молчание, видимо, означало, что Белинда оскорблена или обижена. А я продолжал. — Будьте здесь через 10 минут. Подождете на улице, ярдах в двадцати.
— Но ведь дождь льет как из ведра! — жалобно сказала она.
— Агенты наружного наблюдения не обращают внимания, мокро на улице или сухо. Вскоре из отеля выйдет девушка. Вашего роста, вашего возраста, с такой же фигурой и волосами, как у вас…
— В Амстердаме наверняка десятки тысяч девушек, которые…
— Да, но эта — красавица. Не такая, конечно, как вы, но красавица. На ней зеленое пальто, под цвет зонтика, аромат ее духов напоминает запах сандалового дерева, а на левом виске — довольно хорошо замаскированная ссадина, которой я наградил ее вчера днем.
— Довольно хорошо замаскированная… А вы еще не рассказывали, что нападаете на девушек!
— Не могу же я держать в памяти разные мелочи. Да и не в этом дело. За ней нужно проследить. Когда она куда-нибудь придет, одна из вас должна будет остаться, чтобы не упустить ее, а другая вернется сюда и доложит мне. Нет, не сюда, вам нельзя сюда приходить. Вы это знаете. Я буду ждать нас у «Старого Белла», на углу Рембрандтсплейн.
— Что вы там будете делать?
— Это кабачок. Как вы думаете, что я там буду делать?
Когда я вернулся а бар, девушка в зеленом пальто все еще сидела за тем же самым столиком. Я попросил у дежурного бумагу и разложил листки на столике, где оставил свои напитки. Девушка сидела футах в шести от меня, под прямым углом, и могла видеть, чем я занимаюсь, оставаясь вне поля моего зрения.
Я достал бумажник, вынул счет за вчерашний обед и, положив его на стол перед собой, начал делать какие-то заметки. Через некоторое время я со злостью бросил ручку, скомкал бумагу и бросил ее в ближайшую мусорную корзину. Взяв другой листок, я повторил маневр и проделал его несколько раз. В конце концов, я опустил голову на руки и закрыл глаза. В таком положении я просидел минут пять, как человек, о чем-то глубоко задумавшийся. По крайней мере, так должно было казаться со стороны. Я никуда не спешил. Дело в том, что я просил Белинду прибыть через 10 минут, но если она успеет за это время выйти из ванны, одеться и прийти сюда с Мэгги, то выходит, я знаю женщину гораздо хуже, чем думаю.
Потом я снова начал писать, комкать бумагу; выбросив один лист, начинал другой, и потратил еще минут двадцать. Затем все допил, поднялся, попрощался с барменом и вышел.
Дойдя до красной плюшевой портьеры, отделявшей бар от холла, я остановился и осторожно взглянул. Девушка в зеленом пальто прошла к стойке, заказала себе еще порцию, а потом, будто в рассеянности, опустилась на стул, на котором только что сидел я. Она располагалась спиной ко мне. Правда, девушка оглянулась, вроде без видимой причины, но в действительности, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Затем так же рассеянно протянула руку к мусорной корзине и вынула оттуда лежавший сверху листок бумаги. Она разгладила его как раз в тот момент, когда я, неслышно ступая, очутился возле стула. Теперь я видел ее профиль и обратил внимание, что лицо девушки словно застыло. Я даже смог прочесть написанное: «Только очень любопытные молодые девушки суют свой нос в мусорные корзинки».
— На всех остальных листках то же самое секретное сообщение! — сказал я. — Добрый вечер, мисс Лемэй!
Она резко обернулась и взглянула на меня. Загримировалась она довольно умело, скрывая свой естественный оливковый цвет кожи, но никакая пудра не могла спрятать румянца, вспыхнувшего на ее лице от волос до самой шеи.
— С ума можно сойти, как очаровательно вы краснеете, — сказал я.
— Простите, я не говорю по-английски.
Я очень осторожно прикоснулся к ссадине на ее виске и мягко сказал: