Сувенир, или Кукла на цепочке
Шрифт:
— Могли бы и предупредить меня, — пожаловался я. — И насчет Труди, а также насчет Герты… Кстати, кто она, эта Герта? Няня?
— Старый вассал, наверное, так это звучит по-английски!
Ван Гельдер сделал большой глоток, словно это могло придать ему силы. Я последовал его примеру, поскольку больше нуждался в подкреплении: ведь он уже успел привыкнуть к подобным сценам. — Старая экономка моих родителей, — продолжал Ван Гельдер, — с острова Хайлер в Зейдер-Зее… Как вы, наверное, заметили, они там, мягко говоря, несколько старомодны в отношении одежды. Экономка живет у нас всего несколько месяцев, но вы видели, как она управляется с Труди.
— А Труди?
— По умственному развитию она еще восьмилетний ребенок. Последние 15 лет Труди оставалась восьмилетним ребенком. И ей всегда будет восемь. Вы, может быть, уже догадались, что она мне не дочь, но едва ли родную дочь я любил бы сильнее. Труди — дочь моего брата. До прошлого года мы работали вместе. Я — по борьбе с наркотиками, он — начальником охраны в одной нефтяной компании. Его жена умерла несколько лет назад. А потом брат вместе с моей женой погибли в автомобильной катастрофе. В прошлом году. Кто-то должен был позаботиться о Труди. Я ее удочерил. Мне не хотелось этого делать, а теперь я не представляю жизни без нее. Она никогда не повзрослеет, мистер Шерман.
И ведь все это время его подчиненные, вероятно, считали, что Ван Гельдер — преуспевающий начальник, который только и думает, как бы засадить за решетку побольше преступников.
Я никогда не отличался склонностью к сочувственным речам и соболезнованиям, поэтому ограничился вопросом:
— Ее порок… когда он возник?
— Бог его знает… Много лет назад. Задолго до того, как об этом узнал брат.
— Некоторые инъекции сделаны совсем недавно.
— Она проходит курс лечения. Вы считаете, слишком много инъекций?
— По-моему, да.
— Герта сторожит ее, как коршун. Каждое утро она водит Труди в парк. Девочка любит кормить птиц. Днем Труди спит. Но иногда к вечеру Герта устает, а меня по вечерам часто не бывает дома.
— Вы думаете, за ней следят?
— Боюсь, что да. Не знаю, правда, как им это удается.
— И через нее они хотят оказать на вас давление?
— Конечно! А что же еще? У Труди нет денег, чтобы платить за наркотики. Но эти идиоты не понимают, что я скорее соглашусь на ее медленную смерть, чем скомпрометирую себя. Поэтому они не отступятся.
— Вы могли бы поместить Труди под круглосуточное наблюдение.
— Это можно сделать только официальным путем. А официальная просьба такого рода автоматически попадает в органы здравоохранения. И что тогда?
— Клиника, — согласился я. — Для умственно отсталых. И ей оттуда не выйти.
— Да, никогда.
Я не знал, что еще сказать, кроме «до свидания». Поэтому встал, попрощался и ушел.
Глава 4
Остаток дня я провел в своем номере, просматривая тщательно подобранные и снабженные перекрестными индексами протоколы и дела, предоставленные ведомством полковника де Граафа. Они включали в себя все известные случаи, произошедшие в Амстердаме за последние годы, и материалы судебных процессов, связанных с употреблением наркотиков. Читать их было довольно интересно, конечно, в том случае, если вас интересовали смерти, деградация, самоубийства, разрушенные семьи, загубленные карьеры, но лично для себя я ничего не извлек из этих папок. Я битый час потратил, пытаясь перекроить и систематизировать перекрестные индексы, но ничего не получалось — я не улавливал даже намека на какую-нибудь закономерность. И я сдался. Уж если проницательным умам де Граафа и Ван Гельдера, затратившим, вероятно, уйму времени, не удалось установить никаких закономерностей, — мог ли я рассчитывать на успех?
К вечеру я спустился в холл и отдал ключ портье. Улыбка помощника управляющего, сидевшего за стойкой, стала чуточку менее зубастой, улыбался он почтительно и даже несколько извиняясь: очередной трюк. Видимо, ему посоветовали применить по отношению ко мне какую-то тактику.
— Добрый вечер, добрый вечер, мистер Шерман! — Льстивая любезность понравилась мне даже меньше, чем его обычная манера.
Боюсь, вчера я был несколько резок, но, видите ли…
— Пустяки, мой дорогой, пустяки! — Я же не мог позволить, чтобы какой-то администратор превзошел меня в любезности. — В данной ситуации это вполне понятно. Вы, должно быть, испытали сильное потрясение. — Я взглянул на дождь за окном. — Между прочим, путеводители об этом умалчивают.
Он широко улыбнулся, словно ни разу не слыхивал этой идиотской шутки, и лукаво добавил:
— Погода едва ли годится для прогулки, мистер Шерман.
— Я и не собираюсь прогуливаться. Сегодня вечером я в Заандаме.
— В Заандаме? — Он поморщился. — Весьма вам сочувствую. — Очевидно, помощник управляющего знал о Заандаме больше меня, и неудивительно — ведь я только что нашел это название на туристской карте.
Дождь — не дождь, а шарманка все еще продолжала завывать и взвизгивать. Теперь она вышвыривала в эфир Пуччини, и ему тоже здорово доставалось. Я подошел и некоторое время постоял, не столько слушая музыку, о музыке не могло быть и речи, сколько незаметно разглядывая кучку изможденных и плохо одетых подростков — явление весьма редкое для Амстердама, где не очень-то заботятся об умерщвлении плоти. Опершись руками на шарманку, они, казалось, забыли от восторга обо всем на свете. Мои мысли прервал хриплый голос, раздавшийся за спиной:
— Минхеер любит музыку?
Я обернулся… Старик улыбался мне вопросительной улыбкой.
— Ничего не поделаешь, грешен.
— Вот и я тоже.
Я пристально посмотрел на него, ибо по природе вещей жить ему оставалось недолго, и времени для покаяния не было. Я улыбнулся ему доброй улыбкой — как может улыбаться только настоящий любитель музыки своему коллеге.
— Обязательно вспомню о вас сегодня. Я иду в оперу.
— Минхеер очень добр…
Я бросил две монетки в жестяную банку, которая таинственным образом внезапно очутилась перед самым моим носом.
— Минхеер слишком добр.
Учитывая мои подозрения относительно шарманшика, я подумал то же самое, но благосклонно улыбнулся и, вернувшись на тротуар, кивнул швейцару. С какой-то ловкостью, доступной только для швейцара, он из ничего материализовал такси. Я велел ехать в аэропорт Скипхол и сел в машину.
Такси тронулось с места. Но у первого же светофора я выяснил, что тронулись не только мы — за нами, скрываясь за двумя машинами, ехал желто-полосатый «мерседес» — такси, которое я сразу узнал: — я уже несколько раз видел его на стоянке у отеля. Правда, могло быть и совпадение. Загорелся зеленый свет, и мы направились по Вейзельстраат. Такси последовало за нами.