Сувенир, или Кукла на цепочке
Шрифт:
— Бежала из страны.
— Бежала?
— В Афины.
— В Афины?
— Послушайте, — сказал я, — отложим этот водевиль на потом. Сегодня утром они с Джорджем улетели на самолете.
— Но почему? — спросила Белинда.
— От страха… С одной стороны на нее нажимали нехорошие дяди, а с другой стороны — пай-мальчик, то бишь я. Вот она и смылась.
— Почему вы уверены, что она улетела? — поинтересовалась Мэгги.
— Об этом мне сказал один человек из клуба «Балинова». — Я не стал вдаваться в подробности: если они все еще считают, что их шеф — неплохой малый, то не стоит давать повод для разочарований. — Кроме того, я справился в аэропорту.
— Так, так, — видимо, на Мэгги моя утренняя деятельность не произвела особого впечатления. Или она чувствовала, что я виноват в отъезде Астрид. — Ну ладно, а дальше?
— Начнем вот с этого! — Я дал ей листок, на котором были написаны цифры 910020.— Что может сие означать?
Мэгги посмотрела на листок, перевернула вверх ногами, взглянула в обратную сторону.
— Ничего, — сказала она.
— Дай-ка мне, — с живостью попросила Белинда. — Я неплохо справляюсь с кроссвордами и анаграммами. — И действительно, почти сразу же она сказала: — Их надо читать в обратном порядке — 020019. То есть два часа ночи, девятнадцатого. Завтра утром.
— Совсем неплохо, — заметил я снисходительно. — Мне на расшифровку понадобилось полчаса.
— А что дальше? — с подозрением спросила Мэгги.
— Написавший эти цифры, кто бы он ни был, забыл это объяснить, — уклончиво ответил я, ибо уже начинал уставать говорить неправду. — Ну, Мэгги, очередь за вами, рассказывайте!
— Ну… — Она села и разгладила серо-зеленое платьице, у которого был такой вид, будто оно сильно село после многочисленных стирок. — Когда я пошла в парк и надела новое платье, потому что Труди не видела меня в нем, а из-за ветра я захватила шарф и…
— И темные очки.
— Угадали! — Мэгги не так-то просто было вывести из равновесия. — Я походила там с полчаса, лавируя между пенсионерами и детскими колясками. А потом увидела ее, вернее, я увидела огромную, толстую, старую, старую…
— Даму?
— Да, одетую, как вы рассказывали. А потом я увидела и Труди. В белом ситцевом платьице с длинными рукавами — какая-то она была беспокойная, прыгала, как ягненок. — Мэгги помолчала, а потом задумчиво добавила: — Все-таки Труди довольно красивая девушка.
— Добрая у вас душа, Мэгги!
Мэгги поняла намек.
— В конце концов, они сели на скамейку. Я села на другую, ярдах в тридцати, раскрыла журнал и стала за ними наблюдать. Голландский журнал…
— Неплохой штрих! — одобрил я.
— Потом Труди стала заплетать косы своей кукле…
— Какой кукле?
— Той, которую держала в руках, — терпеливо объясняла Мэгги. — И если вы все время будете меня прерывать, я могу забыть детали… Пока она этим занималась, к ним подошел какой-то человек и сел рядом на скамейку. Такой крупный, в темном костюме, с воротником, как у священника, с седыми усами и великолепными серебристыми волосами. Вид у него был весьма приличный.
— Еще бы! — машинально сказал я, представив себе преподобного Таддеуса Гудбоди, как человека огромного обаяния… только, пожалуй, не в три часа утра.
— По-моему, Труди его очень любит. Через несколько минут она обняла его за шею и что-то зашептала ему на ухо. Он сделал вид, будто шокирован ее поведением, но на самом деле это была игра, потому что он что-то вынул из кармана и вложил ей в руку. Деньги, наверное.
Я едва не спросил, а не шприц ли, но Мэгги — слишком приличная девушка, чтобы говорить с ней о подобных вещах.
А Мэгги продолжала:
— Потом она поднялась, не выпуская из рук куклу, и побежала к машине с мороженым, купила порцию и пошла прямо в мою сторону.
— И вы ушли?
— Я подняла журнал повыше, — с достоинством ответила Мэгги. — Но я зря взволновалась, она просто прошла мимо к другой открытой машине, стоявшей футах в двадцати.
— Полюбоваться куклами?
— Откуда вы узнали? — Мэгги была разочарована.
— Кажется, в Амстердаме каждая вторая машина торгует куклами.
— Именно за этим она и побежала. Трогала их, гладила. Старик-продавец сначала как будто рассердился, но как можно сердиться на такую девушку? Она обошла машину кругом и вернулась к своей скамейке. И стала угощать куклу мороженым.
— И ничуть не расстроилась, когда кукла отказалась есть? А чем в это время занималась старая дама и пастор?
— Разговаривали. И весьма оживленно. Когда Труди вернулась, они еще немного поболтали, а потом пастор похлопал Труди по спине, они встали, он попрощался со старой дамой, как вы ее называете, и все ушли.
— Экая идиллия! Ушли вместе?
— Нет, пастор ушел один.
— Вы не пытались пойти за кем-нибудь из них?
— Нет.
— Молодец! За вами никто не увязался?
— Не думаю.
— Не думаете?
— Там было очень многолюдно, и многие шли в ту же сторону, что и я. Человек пятьдесят, шестьдесят. Конечно, утверждать, что на меня никто не посмотрел, глупо, но сюда за мной никто не шел.
— Ну, а как у вас, Белинда?
— Напротив женского общежития есть кафе. Из общежития выходило и входило много девушек, но только когда я пила уже четвертую чашку кофе, узнала одну из них, заходившую вчера в церковь. Высокая девушка с каштановыми волосами. Вы бы назвали ее…