Сувенир от фрау Моники и побег за любовью
Шрифт:
Об этом доложили заместителю командира роты по технической части старшему лейтенанту Зорькину и он приказал Ивану, чтобы тот после стрельб занялся затвором – разобрал, почистил и смазал. А сказал потому, что после увольнения Мустафы, Змеенко был назначен наводчиком орудия, из которого и стреляла рота на очередных занятиях.
И вот после занятий и возвращения машины в парк, у Ивана было время, и он разобрал затвор, почистил его и смазал и тот стал работать как новенький, но старлею об этом доложить забыл. И теперь, вспомнив
Перед построением на ужин, Иван подошел к старшине Ярому и сказал, что ему было поручено разобраться с затвором вкладного стволика, но он забыл. А завтра по расписанию занятия на полигоне и, возможно, будут и стрельбы, поэтому попросился после ужина пойти в парк и все сделать, как было велено.
– Я думаю, что к отбою успею. Машина стоит на площадке под навесом, так что никаких разрешений не надо, отмечусь на КПП в парке и всё.
– А сам справишься, никого в помощь не надо? – спросил Ярый.
– Да справлюсь, ребята кино смотреть настроились. Ну, а тут сам виноват, вот и буду вместо кино наряд вне очереди отрабатывать.
– Это точно, наряд вне очереди, – согласился старшина. – Будешь уходить, дежурному по роте скажешь, что я отпустил, а придешь – доложишь.
В столовой Иван быстренько все прожевал, вернулся в казарму, сказал дежурному по роте куда уходит и бегом в парк боевых машин. Там на проходной отметился, залез в машину, включил переноску, пару раз открыл и закрыл затвор – работал он отлично.
Затем выбрался из машины, прошел вдоль забора, нашел место, где можно пролезть под ним и, прошмыгнув, оказался в нешироком поле, между забором и бетонкой. Единственное, что было плохо – ночь еще не наступила, лишь жиденькие сумерки укрывали местность. Поэтому пришлось осматриваться, оглядываться, снять пилотку, ремень, расстегнуть гимнастерку и воротник её завернуть внутрь, чтобы хоть издали не походить на солдата. И в таком виде, где трусцой, а где и хорошим аллюром, пригибаясь и приседая, он и двинулся в сторону немецкой деревни.
Первая вылазка и не комом
Сказать, что Иван не волновался, будет большой неправдой. Бежал, думал, мечтал, переживал, сомневался и гадал, что да как из этого получится, а может и не выгорит ничего.
Но первый плюс Иван заработал, когда добрался раньше, чем рассчитывал, да и стемнело уже. Деревня была в низине и укрыта зеленью, а ещё и легким вечерним туманом.
Иван присел возле участка Моники и все хорошенько высмотрел. Увидел с одной стороны, где был забор с соседями, деревца и кустарники, что ему и надо было для маскировки. Вдоль этого забора он и двинулся к сараю, пригибаясь, приседая, а где и на четвереньках при этом озираясь, и стараясь не светиться.
Подобрался к сараю, а у стены лесенку увидел, приставленную к чердаку. Поднялся, заглянул внутрь – вроде никого. Забрался наверх и увидел, что другая сторона чердака снизу и до половины забита фанерой,
Минут через пять Иван услышал, как кто-то вроде поднимается. Присел в углу, в самом темном месте. И вот показалась голова Моники. Иван встал, она увидела его, и поманила к себе, подала одеяло. Он взял его, затем протянул ей руку, помог залезть, и они сразу же обнялись. С нетерпением и страстью Иван стал целовать её в губы, шею, глаза.
Обнимались они и целовались стоя, что делали в первый раз, и ощущения у Ивана были совсем не те, что в стогу. Он точно держал в руках совсем другую женщину, и была она чуточку, как бы пониже. И запах у неё был другой – свежий, чистый, а тело прохладное, приятное, и пахло от неё чем-то тонким и вкусным. И эта новизна, и эти запахи еще больше возбуждали его и приводили в тихий восторг.
– Пахнешь ты вкусно, – шёпотом сказал он.
Моника усмехнулась:
– Это мыло такое – кокосовое, – сказала она и придавлено засмеялась. – Я сама, когда им пользуюсь, хочется откусить.
– А я, когда земляничным моюсь, тоже хочется попробовать, – сказал Иван и расстегнул на Монике халат, под которым ничего не было, и он стал целовать её всю – наклоняясь, а то и приседая.
А потом они постелили одеяло на сено и улеглись на него и тела их погрузились в такое море чувств и ощущений, что передать подобное просто невозможно.
Но, через время, опомнившись, Иван сел, мельком глянул на часы – оставалось минут пять до «точки», за которую заходить было рискованно.
Моника заметила это, спросила:
– Надо идти?
Он молча кивнул.
Немка поднялась, села, обняла его сзади за плечи и зашептала в ухо:
– Муж мой хороший человек, но в последнее время пиво и карты он любит больше, чем меня. – Она помолчала и, продолжая подсмеиваться, снова заговорила.
– Дошло до того, что я попросила сестру, а она живёт в Западной Германии, привезти силиконовый фаллос, вот с ним иногда и развлекаюсь. Представляешь! А с тобой мне хорошо, ты большой, сильный и очень нежный и целуешься очень приятно, меня еще никто так не целовал. И хорошо бы нам хоть изредка встречаться. – Она примолкла, подумала и добавила.
– По воскресеньям муж ходит в гаштет и сидит там до десяти, а то и дольше. Если у тебя получится выбраться, то приходи и поднимайся сюда. А когда придешь – вот это перевяжешь сюда. – И Моника показала, откуда и куда переместить, висящий там чулок. – А я буду смотреть – пришел ты или нет. Но, может, ты что-то другое предложишь, исходя из своих возможностей?
Моника говорила с акцентом, но довольно складно и понятно.
– Ты же понимаешь, что мои возможности мне не принадлежат, я человек зависимый и абсолютно не свободен. Так что твоё предложение принимается, – сказал Иван.