Сувенир от фрау Моники и побег за любовью
Шрифт:
А еще перед ним было лицо Моники, с закрытыми глазами, на котором отражались чувства, идущие изнутри и которые временами заставляли её вздрагивать, всхлипывать, а то и раскрытым ртом судорожно ловить воздух.
Помнил он и прикосновения её губ на своей груди и шее, и были они невероятно приятны. Всё это проходило перед Иваном, и было оно уже частью и его самого. А работа с ведрами, картошкой и суета вокруг – никак не мешали этим воспоминаниям.
Но вот грядки с вырытой картошкой закончились, женщины подобрали последние клубни и собрались стайкой на краю поля. К ним подтянулись и ребята,
Иван на секунду задержал ладошку Моники в своей руке, и теплая волна прошла по его телу. Но немка легонько освободилась и направила его руку в сторону своей напарницы.
Ребятам дали на дорогу бумажные пакеты, в которых было по паре пирожков и бутылочка лимонада. А перед тем, как сесть в машину, Иван отыскал взглядом Монику и слегка махнул рукой, а она чуть приметно кивнула, и улыбка осветила её лицо.
Господи, как же она была хороша и желанна, и как не хотелось уезжать…
Твоя морда только «мууу…» любить
После встречи с Моникой жизнь Ивана разделилась на две части – до и после. И надо сказать, что «после» она стала намного приятнее. Воспоминания, а они были практически постоянны, помогали Ивану в службе, и стала она для него не так и обременительна. А то, что раньше раздражало и тяготило, было менее ощутимым и находилось как бы в стороне. Основными же в его жизни были воспоминания и те ощущения, что он пережил тогда и бережно хранил в себе до мельчайших деталей.
А ещё, он знал и чувствовал, что там, за деревьями и полем, в одном из домов, что уютно расположились у зелёного взгорка, живет женщина, которая дорога ему. Она дала возможность испытать и познать то, что было ему неведомо и теперь вряд ли он когда-нибудь забудет это.
«Но и ей было хорошо со мной, и она этого не скрывала», – думал Иван с теплом, вспоминая Монику.
А по возвращению из кооператива, Иван не выдержал и рассказал Хамзе, что там с ним приключилось. Но вот передать свои чувства и ощущения той встречи не смог, да и не хотел. Лишь подробно и по порядку пересказал о произошедшем, да и то, как бы отстранено от себя и своих ощущений, а местами и с юмором.
Почувствовал он и то, что Хамза, вроде бы и не очень верит в его рассказ, решив, что его разыгрывают, и отчасти был прав, потому что Иван, собственно и рассказывал так, чтобы в любой момент можно было сказать, что он пошутил. А всё потому, что в армии постоянно разыгрывают друг друга различными байками, а убедившись, что шутка прокатила и в неё поверили, тогда ещё и посмеются.
Бывало и такое, что с утра, запустив какую-нибудь фигню, типа очередной поездки в гости к немцам, через пару часов, запустивший «парашу», а так её называли солдатики, мог услышать её же, но уже обросшую такими подробностями и деталями, что и сам начинал верить в сказанное, в смысле, а почему бы и нет, может он просто угадал?
Вот и Хамза, усомнившись, стал расспрашивать, уточнять, а Иван отвечал уже более детально: вспомнил и то, как мадам снимала с него ремень и брюки, и как они скользили друг на друге, как мешал сухой клевер и грохнула молния в стог и засветилось всё внутри, а дерево стало горячим:
– Я за него схватился, так, прямо ладони
Но вот про свой сувенир драгоценный –трусики, Иван говорить не стал, сказал лишь, что попросил подарить их, но фрау ответила, что «это не есть сувенир, а женская вещь», – сказал он это с акцентом немки и рассмеялся.
А не похвалился, потому, что знал, Хамза тут же попросит показать их, и перевести всё в шутку, уже не получится. Да может и не стерпеть и кому-нибудь разболтать, а через время, об этом будет знать вся рота. Хотя желание показать, да ещё и дать понюхать – просто распирало Ивана, но благоразумие всё-таки взяло верх над эмоциями, и он промолчал.
Но вот свою розовую драгоценность, при первом же походе в парк боевых машин, Иван спрятал в танке, запихнув в один из карманчиков в подсумке для гранат – самое надёжное место, по его разумению. А затем, при всяком удобном случае доставал этот сувенир, вертел, разглядывал, находил следы их страсти и вновь прокручивал всё в голове.
А ещё воспоминания дополнялись и ощущениями, переживаниями, что были тогда, и он медленно двигался по ним, вспоминая детали и рассматривая их со всех сторон, стараясь ничего не пропустить.
Но воспоминания не давали возможности в полной мере хотя бы как-то приблизиться к Монике и через время Иван не выдержал и попросился в увольнение. Желание хотя бы пройтись по деревне, где она жила было столь велико, что он не мог больше терпеть. Но была еще и надежда, а вдруг повезет и он увидит Монику.
На выходные военнослужащие могли пойти погулять, однако этим мало кто пользовался. А причина была та, что в воскресенье у немцев практически всё закрыто, работает лишь дежурный магазин, да небольшие киоски у автостанции и на вокзале, и это в городке. А в деревне, где жила Моника, открыт только гаштет – ресторанчик.
Вот поэтому в увольнение отпрашивались лишь первогодки – им еще интересно: походить, поглазеть, да ещё и те, кто побывал в отпуске, и привез из дома на продажу часы или портативный приёмник. Эти вещи камрады охотно покупали у солдат, а затем, говорят, что и перепродавали даже западным немцам.
Ну, а наши ребята на вырученные деньги закупали гедеэровское барахло, в основном: джинсы, кроссовки, рубашки и плащи с нашивками на рукавах, жвачку, наклейки и другую мелочёвку.
Через всё это прошёл и Змеенко, но вот сейчас попросился в увольнение в надежде увидеть Монику, хотя бы издали и краешком глаза.
Собирались они идти вдвоём с Хамзой, но в последний момент к ним прицепился еще и Безруков, который хотел продать часы, привезенные ему земляком, побывавшим в отпуске. Безрука, а так в роте все звали этого слегка заторможенного парня, они брать не хотели, но старшина навязал, сказал, что одного его не отпустит.
Часы у Безрука были позолоченные, с браслетом, а главное – показывали число и день недели, что ценилось у немцев. Сохранилась и коробочка от часов, в порядке был и паспорт, так что проблем с продажей не должно было возникнуть.