Сувениры Тьмы
Шрифт:
— Слушай, что это с ним? — шепнула она, улучив минутку, на ухо Перегрузу. — Простыл?
— Не обращай внимания, — отмахнулся менеджер. — Перебрал накануне.
Услышав такой ответ, Юля перестала переживать за здоровье своего идола (все-таки, в музыкальной среде такие вещи — дело обычное), но мысли ее тут же пошли по еще более тревожному пути. "Мы тоже позавчера выпивали — а он уехал и наклюкался где-то отдельно от нас. Где-то… С кем-то… Боже, неужели у него есть любовница? Вот блин!".
Когда они вернулись домой, она попыталась упросить Павла помочь ей добиться расположения Даниила. Тот отказался, сказав, что обещал только познакомить девушку со своим подопечным, но в свахи к ней вовсе не нанимался. "Свои амурные проблемы ты должна решать сама", — заявил он. На ее прямой вопрос о том, есть ли у Дроу любовница, менеджер, замявшись на мгновение, ответил, что нет.
Что ж, значит, шанс, все-таки, имеется. Вот только… что делать дальше? Легко сказать "решай сама" — но как, если у нее даже нет с ним связи? Ждать, пока Даниэль снова придет в гости к Павлу, ждать следующего мероприятия группы? Нет, это было превыше ее сил. Впрочем, решение данной проблемы нашлось быстро: пока Перегруз ходил в туалет, Волошина покопалась в памяти его телефона и выудила оттуда заветный номер Даниэля Дроу. По которому она позвонила уже на следующий день. Юля не переставала удивляться, как у нее хватает смелости делать это — но она предложила музыканту встретиться и обсудить детали их будущего сотрудничества по визуальному оформлению альбома.
К еще большему ее удивлению, он сразу согласился. И пригласил ее в святая святых — питерскую студию Rene Magritte, где ребята репетировали и записывались до того, как начали сотрудничать с именитым немцем. Впрочем, для репетиций и творческих сессий это место продолжало использоваться и сейчас.
В студии ее внимание привлекли разнообразные готические сувениры, расставленные там и сям, а также висящие на стенах постеры, являвшие собой репродукции очень странных картин. На одном из них был изображен огромный паук с человеческой головой, сидевший в центре паутины, пленившей не мух и комаров, а… обнаженных девушек. "У него превосходный вкус!", — думала Юля, переводя восхищенный взгляд с одной вещицы на другую.
— Нравится? — спросил Даниэль, заметив ее интерес. Темная Роза молча кивнула.
— Есть одно место — мы называем его "Темный дом" — там их еще больше. Как-нибудь обязательно свожу тебя туда. Так, ну а теперь давай обсудим рабочие вопросы, — из ящика одного из комодов он достал кипу листов с записанными от руки текстами песен.
Сердце Юли Волошиной в тот момент бешено колотилось и было, казалось, готово выпрыгнуть из груди. А сама она была готова, сбросив себя одежду, запрыгнуть прямо на стол и, раздвинув ноги, отдаться своему кумиру. Это действительно была прекрасная возможность — в студии они находились только вдвоем. Но Даниэль, похоже, совершенно не осознавал магии момента. Не мог увидеть в ее глазах этой дикой любви и желания.
— Мы пока еще не решили, какие именно песни войдут в альбом, — сказал он, перебирая листки, — но будет неплохо, если ты нарисуешь какие-нибудь картинки для каждой их них. Рано или поздно все пойдет в работу, — Дроу опустился в продюсерское кресло перед микшерным пультом. Юля устроилась на кожаном диванчике напротив. Мысли ее, конечно, вертелись сейчас совсем не вокруг творчества.
— Вот, послушай, — Даниэль выбрал один из листов. — Эта вещь называется "Злобный гот".
Он устроился поудобнее и начал петь своим знаменитым высоким голосом, от которого у Волошиной сразу побежали по коже мурашки:
Черные тени на белой стене,
Абсент зеленеет пьяною лужей.
Я не совершал преступления,
Но я никому не нужен.
Некрофилия в черном дворе,
Пролитое на землю пиво.
Лавкрафт рассказывает сказки мне
О том, как в Аду очень мило.
Мое эго — депрессняк,
Ведь я — лишь земляной червяк.
Взрежу вены на минуту,
Станет легче хоть кому-то.
Вийон лежит вместе с Бодлером,
Эдгар По залит водкой.
Я смотрю на бледное тело -
Жизнь может быть такой короткой.
Сегодня потерял подругу.
Пил с каким-то пареньком.
Начинали с бормотухи,
Глянцевали коньяком.
Мое эго — депрессняк,
Ведь я — лишь земляной червяк.
Взрежу вены на минуту,
Станет легче хоть кому-то.
Меня лучше не трогать -
Ведь я злобный гот.
Мне не нужны недотроги -
Подруги холодны, как лед.
Черные розы в графине,
Портрет Де Сада на стене,
И плавают в крови вина,
А кровь все течет во мне.
Юля слушала его, забывая дышать. Первой, раньше всех остальных, соприкоснуться с новым творчеством своего кумира… пожалуй, это был лишь самую малость меньший подарок, чем заняться с этим кумиром сексом.
— Ну, что скажешь? — Дроу поднял на нее взгляд.
— Это восхитительно! — выдохнула Волошина. Прямо как у французских поэтов девятнадцатого века!
— Ты правда так думаешь? — Даниил выглядел польщенным. — Послушай еще. Называется "Готическая грусть":
Я встречаюсь с серой мерзостью,
Я пью желтую бормотуху.
Здесь все пропитано серостью,
Здесь живут узники духа.
Здесь ждут все Откровения,
Но оно опять задержалось.
И пьют все дешевый портвейн
На то, что в карманах осталось.
Желаю чистоты душевной,
Желаю любви чистой,
Желаю взора не королевы,
Но Мадонны пречистой.
Желаю чистого взора,
Желаю мыслей светлых.
Но абсент принесли снова,
И расставлены стаканы заветные.
Здесь живут серые личности,
В душе Тадж-Махал строящие.
Ампутированы конечности -
В жизни они могли больше.
Мешаем мы водку с пивом,
Портвейн коньяком лакируем.
И плевать этому миру,
Кем в конце жизни мы будем.
Желаю чистоты душевной,
Желаю любви чистой,
Желаю взора не королевы,
Но Мадонны пречистой.
Желаю чистого взора,
Желаю мыслей светлых.