Суворов
Шрифт:
Спасая союзников, русские потеряли три драгоценных дня, которыми как нельзя лучше воспользовался Массена.
2
С уходом эрцгерцога Карла русско-австрийские силы в Швейцарии оказались раздроблены и распылены. Самонадеянный, пренебрежительно относившийся к противнику генерал-лейтенант Римский-Корсаков расположил большую часть своего корпуса у Цюриха, впереди рек Лиммата и Аара. Тринадцать тысяч австрийцев под непосредственным командованием генерала Готце держали оборону от Цюрихского до Валенштедтского озера. Далее к югу находились небольшие разрозненные отряды Елачича, Линкена и Ауфенберга. Французская армия также была растянута, занимая фронт от Базеля на Рейне, вдоль рек Аара, Лиммата, Альбиса, Линты и далее до Сен-Готарда, однако положение ее было куда более выгодным, Массена не только имел значительное численное превосходство, но и успел сосредоточить крупные силы на важной позиции у реки Лиммата, то есть на своем левом крыле.
План Суворова, принятый в Асти, предполагал скорейшее сближение с неприятелем, наступление на Сен-Готард и удар в правый фланг и тыл французам. Не желая тратить времени, русский фельдмаршал избирает наиболее короткий, но трудный путь. По тщательно разработанной диспозиции Линкен и Готце отдельными колоннами сближаются друг с другом и с войсками Суворова. Затем союзники устремляются вдоль обоих берегов Люцернского озера до самого Люцерна, соединяются с корпусом Римского-Корсакова и овладевают позициями на правом берегу Рейса и Аара.
Совершенно не зная местности, фельдмаршал потребовал к себе в Асти офицеров австрийского генерального штаба. Их было девять человек во главе с подполковником Веройтером, приобретшим впоследствии, как говорит А. Петрушевский, «большую, но унылую известность» в наполеоновских войнах. Легко предположить, что именно Веройтеру принадлежала конкретизация плана. Приходилось поневоле доверяться как раз тому «проектному унтеркунфту», над которым столько иронизировал Суворов. На сей раз на стороне «унтеркунфта» было преимущество — знание сложного театра военных действий. По той же причине старый фельдмаршал настоятельно просил австрийских военачальников в Швейцарии — Готце и Штрауха указать все «местные затруднения и способы края». Опытный полководец в силу обстоятельств понужден был, таким образом, во многом положиться на других.
Русские войска двигались к Сен-Готарду достаточно быстро, весь обоз отправлен был кружным путем через Верону, Тироль и по северному берегу Боденского озера, а полевая артиллерия направлялась в долину Энгандин, затем — в Фельдкирх. Предполагалось, что армия получит двадцать пять горных пушек, к обращению с которыми приказано было приучить прислугу. Кроме вьюков, у солдат не имелось никакой тягости, а многие офицеры несли на себе лишь скатанную через плечо шинель. Войска были облегчены до последней возможности. Распоряжения отличались точностью, порядок соблюдался образцовый. Выступали в два пополуночи, в десять — солдат получал на привале кашу, подкреплялся и спал несколько часов. В четыре пополудни, когда зной начинал спадать, выступали в поход снова, шли часов шесть и в десять вечера находили готовый ужин.
На втором переходе от Александрии вдали показались, словно громоносные тучи, громады Альп. Климат постепенно изменялся, делался суровее, полил дождь. Дорога превратилась в широкую тропу. Близ местечка Таверно горы, уходившие в небеса, обступили солдат.
Суворов рассчитывал подойти к Сен-Готарду 6 сентября и 8-го числа произвести атаку неприятельской позиции. В Беллинцоне, по заверениям Меласа, русскую армию должны были ожидать тысяча четыреста тридцать мулов, необходимых для продолжения горного похода. Однако, прибыв форсированным маршем во главе своих войск в Таверно, главнокомандующий узнал, что австрийцы вновь обманули его.
«Нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и горы, и пропасти, — писал он, добавляя с горечью: — Но я не живописец».
Константин Павлович предложил употребить под вьюки казачьих лошадей, но не было ни мешков, ни вьючных седел. Суворов нервничал, писал Павлу о бесполезности похода и о потере «выгоды быстроты». Тем временем прибыло несколько сот мулов, законтрактованных австрийцами только до Беллинцоны. Пришлось уговаривать погонщиков остаться при армии на весь поход. Спустя два-три дня появилось еще несколько сот мулов. В тревоге и неустанных трудах прошло пять суток.
Старый фельдмаршал в неизменном своем плаще и широкополой тирольской шляпе объезжал на казачьей лошадке ставших лагерем солдат, ободрял их словом.
— Вот там, — указал он на север, в сторону гор, — безбожники французы. Их мы будем бить по-русски! Горы велики! Есть пропасти, есть водотоки, а мы их перейдем-перелетим. Мы русские! Лезши на горы, одне стрелки стреляй по головам врага. Стреляй редко, да метко! А прочие шибко лезь в россыпь. Влезли — бей, коли, гони — не давай отдыху! Везде фронт! Просящим пощады — грех напрасно убивать. Кого из нас убьют — Царство Небесное. Останемся живы, нам честь, нам слава, слава, слава!
И с чистой душевной преданностью отвечали ему солдаты:
— Веди нас, отец наш! Веди, веди! Идем! Ура!
Огонь-Огнев и другие старослужащие замечали, что Суворов занят был крепкою думой, даже переменился в лице.
— Что с ним, отцом нашим, сталось, — переговаривались они, — уж здоров ли он? Куда мы без него годны? Или впереди много французов? И он думает, что мы не управимся с ними? Да подавай нам сотню тысяч синекафтанников, всех укладем рядышком или сами до одного лоском ляжем! Так ли, братцы?
— Так! Воистину так! — отвечали старикам молодые солдаты. — Готовы не только синекафтанников, но и белокафтанников-цесарцев, если бы с последними и довелось, поколотить на славу!
В кругу офицеров велись беседы другого рода. Вернее, угадывая заботы своего фельдмаршала, они говорили:
— Александр Васильевич до невозможности оскорблен унтеркунфтом, замучен интригами австрийцев. Вместо того чтобы идти и бить французов, мы стоим по-пустому, и все это от Тугута.
Это имя «носилось в войсках, как небесная кара — чума». Русские открыто толковали об измене австрийцев и Боготворили Суворова.
Только 10 сентября двадцатитысячная русская армия тронулась в путь. Рядом с Суворовым на казачьей лошадке тащился шестидесятипятилетний хозяин дома, где полководец квартировал в Таверно, Антонио Гамма. Впечатление, произведенное русским фельдмаршалом на этого старого итальянца, было таково, что Гамма, позабыв свои лета, семью и домашние дела, вызвался следовать за Суворовым в Альпы. В дальнейшем он служил в войсках проводником и не раз приносил пользу.
12 сентября в местечке Дацио к колонне Дерфельдена присоединилась бригада австрийского полковника Штрауха. Отсюда оставалось лишь десять верст до Айорло, занятого передовыми французскими постами дивизии Лекурба. В завесе сентябрьского дождя угрюмо смотрел на пришельцев Сен-Готард. Узкая дорога вела через долину, стиснутую выщербленными скалистыми стенами, а затем терялась в вышине. Бригада Гюденя, оборонявшая перевал, насчитывала всего лишь три с половиной тысячи человек, но местность удваивала, если не утраивала, ее силы.