Свадьба моего мужа
Шрифт:
Глава вторая,
в которой я хожу по собственному минному полю
Жизнь – она как коробка конфет. Может быть, полная, а может, кто-то уже все слопал до нас, оставив после себя только пустую картонку с фантиками. Теоретически у любого потока может быть два вектора – туда или обратно. Вот, например, мой муженек, полный планов на будущее, мечтающий поменять свой «Ниссан» на «Вольво», выплачивающий кредит за загородный дом, – его вектор определенно «туда». Я же, в соответствии с вышеизложенным, стреляю у соседей сигареты, заливаю кипятком китайскую лапшу за пятнадцать рублей и учусь мыть посуду без «Фейри». Мой вектор неоспоримо «обратно». Есть такое понятие – дауншифтер. Это человек, который вместо того, чтобы увеличивать свои возможности, урезает свои потребности. Между прочим, тоже философия, заслуживающая уважения. Потому что как минимум, уменьшая потребности, можно расчистить такую прорву свободного времени. И если есть для чего ее расчищать… У меня же теперь появилась тема, о которой я думала и днем и ночью. Моя Жанна. Вот уже месяц, как мы встречались два раза в неделю, в моей полуразрушенной квартире.
– Интересно, а когда тебе все-таки сделают свет? – удивлялась Жанна, каждый раз спотыкаясь о провода. Я жила теперь на времянке, брошенной мне от нового щитка сердобольным электриком.
– Когда-когда, – возмущалась я. – Когда у нашей администрации появится совесть!
– То есть никогда, – глубокомысленно замечала Жанна, перепрыгивая через клубок удлинителей, расходившихся в коридоре разными путями кто на кухню к маленькой плитке, а кто к компьютеру и телевизору в комнату.
– Давай не будем расслабляться. Это все, как говорится, пустяки. Дело житейское. Ты лучше расскажи мне, как ты себя чувствовала после прошлого сеанса? – перевела я тему. Хотя бы потому, что не рассказывать же ей, в самом деле, о том, что недавно выяснилось, что в обязанности жэка входит только восстановление проводки в подъезде. Бригада электриков довела новенькие кабели до нашего новенького распределительного щитка и попыталась было вообще на этом самоустраниться.
– Как же так? Я же все равно остаюсь без света! – возмутилась я.
– А это дальше уже ваше дело – как по дому свет будете разводить. Мы можем выполнить ваш заказ, но вам за это придется платить!
– Интересно, и что, есть такой закон – людей без света оставлять? – уперла я руки в боки. – Мало мне того, что я теперь все время хожу пешком на шестой этаж. Причем не жалуюсь, потому что кому-то ведь приходится ходить и на одиннадцатый. Но почему я должна жить, как пещерный человек?
– А мы-то что можем? – удивились электрики.
– Да меня скоро консьержка расстреляет, я у нее весь кипяток выпила! – Я наступала на них, игнорируя инструкции и направления, которые они совали мне под нос.
– Ну, а к нам-то какие претензии? – спросил один из них, который послабее и похлипче на вид.
– О, если я и сейчас останусь без света, даже не представляете, как много у меня появится претензий! – Я подняла вверх указательный палец. После этого электрики переглянулись и просверлили в стене дыру, через которую сунули провод. Конец примотали к четырехсекционной ячейке удлинителя и пожелали мне дальнейших успехов в работе и личной жизни. Впрочем, разве могла я остаться недовольной?! Это после месяца жизни в кромешной тьме!
– Да будет свет! – радостно кричала я, подвешивая лампочку в ванной на крючок для одежды. Я кипятила чайник столько раз, что можно было бы заварить целую фуру чайных пакетиков. В общем, это было счастье. Особенно потому, что в моем доме снова заработал компьютер. И можно было в режиме прямого эфира фиксировать все, что происходило с Жанной. А происходило с ней много чего интересного. В первые три-четыре сеанса мы больше занимались болтологией, чем работали. Это неизбежно для начинающих, потому что в стандартном варианте люди считают, что основная функция психолога – выслушать всю их жизнь.
Жанна старательно вспоминала свою юность, свою бедовую первую любовь с непризнанным поэтом, который потом выбросился из окна. Не в силах перенести разлуку с любимым, она подумывала воспоследовать за ним и даже купила на черном рынке пачку тазепама. Однако, выпив ее, она не отбыла в мир иной, а, напротив, в полном беспамятстве бродила три дня по этому миру, пугая гостей столицы и простых пешеходов странной манерой гоняться за ей одной видимыми призраками.
– И что, никто не понял, что с тобой не все хорошо? – удивилась я. – А сколько тебе было лет?
– Мне-то? Семнадцать! – гордо улыбнулась Жанна. Она почему-то записывала себе в подвиг эту, как бы помягче, сомнительную историю. Я не о ее большой любви, а именно о пачке съеденного тазепама.
– Вау! – поразилась я. Вот такая у нас страна, где проблемные подростки могут бегать в бессознательном состоянии по улицам. И никому до этого не будет дела.
– Но на самом деле меня поймал все-таки один человек. Я проснулась в незнакомом доме, на незнакомой кровати и со следами недавнего соития. И представляешь, я ничего, абсолютно ничего не вспомнила.
– Да… – цокнула языком я. А про себя подумала – вот вам и ответ. Подсознательный страх перед насилием, он вполне мог появиться именно в тот момент.
– Ага. Но потом оказалось, что меня поймал вполне симпатичный парень, милиционер. Он мне рассказал, что пытался проверить мои документы, а я смотрела ему прямо в глаза и говорила, что мне надо скоро улетать. – Жанна раскраснелась и была явно перевозбуждена.
– Ты раньше это кому-нибудь рассказывала? Твой муж знает об этой истории?
– Так это же он и был. То есть он потом стал мне мужем. Когда я забеременела.
– Ну надо ж, как все завязалось! – поразилась я. Потому что если ее нынешний муж знал ее прежнюю, еще до того, как она стала менеджером по продаже сотовых телефонов, то он вполне мог попрекать ее до сих пор. Тем более получается, что и страх насилия подсознательно связан именно с ним.
– Ага, все небанально, – улыбнулась Жанна. – Ну, а что мы будем делать сегодня? Опять работать с образами?
– Не совсем, – загадочно подмигнула ей я. Дело в том, что на предыдущих сеансах мы в основном работали методами эмоционально-образной терапии с вкраплениями Гештальта, потому что эти методы как нельзя лучше подходят для работы с неосознанными барьерами. И, как видно из того, насколько откровенна стала Жанна, многое у нас получилось. Как минимум она перестала винить себя за то, что попала в руки мужа в таком ненормальном состоянии. И перестала чувствовать стыд за то, что он этим воспользовался. А значит, мы могли двигаться дальше. Мне не терпелось начать то, ради чего все это и затевалось. Добраться до ее творческого «я».
– А что?
– Сегодня мы будем рисовать.
– Рисовать? – удивилась Жанна. – И никаких образов, никаких дождиков?
– Мне кажется, что за восемь сеансов мы уже достаточно полили дождиком все твое прошлое. Пора браться за будущее.
– И что рисовать? – Жанна включилась в игру. Я же смотрела на нее и думала, есть ли у меня хоть один шанс, что все получится. Особенно если учесть, что я делаю такое впервые и не очень даже понимаю, чего от нее хочу.
– Нарисуй, какой бы ты хотела себя видеть в будущем. Именно как личность, а не как мать или жену, – пояснила я задание. Мне было важно снять у нее блок, из-за которого она считала своей главной деятельностью поэзию. Нужно было добиться, чтобы она увидела внутренним видением все многообразие вариантов.