Свадьба за свадьбой
Шрифт:
Джон Уэбстер боролся с самим собой, стараясь отогнать свои мысли и фантазии вглубь, на второй план. Сейчас он стоял перед своим домом, в котором прожил все эти годы, стоял так близко к женщине Кэтрин, и она делилась с ним своими заботами. Пришло время обратить на нее взор.
Она рассказывала, что уже прошла неделя или больше, как она заметила, что в уэбстеровской семье что-то неладно. Большой проницательности тут было не нужно. Это было разлито в самом воздухе. Воздух в доме отяжелел. Что до нее — да, она полагала, что мистер Уэбстер влюбился в какую-то другую женщину, не миссис Уэбстер. Однажды она и сама была влюблена, и ее любимый умер. Она знала, что такое любовь.
Нынче вечером, услыхав наверху голоса, она на цыпочках поднялась по ступенькам. Она не считала, что подслушивает — ведь ее что-то встревожило.
И с тех давних пор она внушила себе, что останется в этом доме, пока в нем будет оставаться он. Так и так надо работать — отчего же не поработать прислугой, только вот близости к миссис Уэбстер она никогда не чувствовала. Если ты прислуга, то порой не так-то просто сохранять чувство собственного достоинства, и единственный выход — прислуживать тому, кто и сам его сохраняет. Наверное, мало кому под силу это понять. Все воображают, будто люди работают за деньги. А на самом деле никто не работает за деньги. Может быть, людям только кажется, что они работают за деньги. Поступать тая — значит быть рабом, а уж она-то, Катрин, не рабыня. У нее были кое-какие сбережения, да и брат-фермер в Миннесоте, который уж не раз писал ей и приглашал приехать и жить с ним. Сейчас она как раз туда направлялась, хоть и не собиралась жить в доме брата. Тот был женат, и она не собиралась вторгаться в семью. Пожалуй, она лучше купит на свои сбережения собственную маленькую ферму.
— Как бы то ни было, сегодня ночью вы покидаете этот дом. Я слышала, вы сказали, что уезжаете с другой женщиной, и решила, что тоже двинусь своей дорогой, — сказала она.
Она умолкла и стояла, глядя на Джона Уэбстера, а он тоже смотрел на нее — в эту минуту он растворился в созерцании ее лица. В неверном свете оно стало лицом юной девушки. Что-то в нем было такое в эту минуту, что вызвало в сознании Джона Уэбстера образ его дочери — как она смотрела на него в тусклом сиянии свечей там, в комнате наверху. Да, в них было сходство, и в то же время было ее лицо похоже на лицо Натали, каким оно казалось ему в тот день в конторе, когда он и она впервые подошли так близко друг к другу, на лицо Натали, каким оно было потом, в ночной темноте на лугу.
Так легко запутаться.
— Все правильно с твоим отъездом, все в порядке, Кэтрин, — сказал он вслух. — Ты знаешь, что такое… Я хочу сказать, ты знаешь, чем хочешь заняться.
С минуту он постоял молча, раздумывая.
— Вот что, Кэтрин, — заговорил он снова. — Там, наверху, моя дочь Джейн. Я уезжаю, но не могу взять ее с собой, так же как ты не можешь поселиться в доме своего брата там, в Миннесоте. Думаю, следующие пару дней, а может, и недель Джейн нелегко придется. Как знать, чем тут все обернется, — он показал на дом. — Я уезжаю, но я рассчитывал, что ты останешься здесь, покуда Джейн не встанет на ноги. Ты ведь понимаешь, о чем я — покуда не встанет так, чтобы можно было стоять в одиночку.
Тело Джейн Уэбстер, лежавшей на кровати на верхнем этаже, все сильнее сковывала неподвижность, все большее напряжение, пока она прислушивалась к глубинным течениям звуков в доме. Было слышно, как кто-то движется в соседней комнате. Ручка двери стукнулась о стену. Половицы заскрипели. Мать сидела на полу в изножье кровати. Теперь она поднималась. Она оперлась рукой о спинку кровати, чтобы подняться. Кровать чуть-чуть сдвинулась. Она подалась в сторону на своих колесиках. Раздался негромкий урчащий звук. Зайдет ли мать к ней? Джейн Уэбстер не требовалось больше слов, не требовалось никаких разъяснений относительно того, что испортило брак ее матери и отца. Ей нужно было теперь, чтобы ее оставили в покое и она могла подумать над своими собственными мыслями. Мысль, что мать может войти, пугала ее. Это даже нелепо, до чего отчетливо, явственно это ощущение присутствия смерти, смерти, которая каким-то образом была соединена с фигурой ее матери. Если бы сейчас в ее комнату зашла эта женщина, старшая женщина — даже если бы она не произнесла ни слова, — это было бы подобно явлению призрака. От одной мысли, что это происходит, по глади ее тела пробегала мелкая ползучая рябь. Как будто крохотные мохноногие создания сновали вверх-вниз по ее ногам, вверх-вниз по спине. Она беспокойно заворочалась на постели.
Отец спустился по лестнице и прошел через прихожую, но она не слышала, как открылась и закрылась входная дверь. Она лежала, выгадывая этот звук, прислушиваясь к своему ожиданию.
В доме было тихо, очень тихо. Где-то в дальней комнате громко тикали часы. В прошлом году, когда она окончила среднюю школу, отец подарил ей маленькие часики. Сейчас они лежали на комоде в противоположном конце комнаты. Их торопливое тиканье, казалось, исходило от крохотного существа в стальных башмачках, которое быстро-быстро бежало, щелкая каблуками. Крохотное существо бежало со всех ног по бесконечному коридору, бежало с какой-то шальной, пронзительной решимостью, но никогда не становилось ближе, никогда не оказывалось дальше. Перед ее мысленным взором возник образ мальчика-чертенка с широкой ухмылкой и заостренными ушками, торчащими прямо над головой, как у фокстерьера. Быть может, она взяла его из какой-нибудь детской книжки с картинкой, изображающей Пака. Она давала себе отчет, что звук исходит от часов на комоде, но видение не рассеивалось. Туловище и голова похожего на чертенка существа оставались неподвижными, а ноги яростно работали. Он ухмылялся ей, и без устали щелкали крохотные стальные каблучки.
Она сделала над собой усилие и попыталась расслабить свое тело. Впереди еще много часов, которые полагается пролежать в постели, и только потом настанет новый день и она должна будет принять на себя его заботы. А заботы будут. Отец собирается сбежать с неведомой женщиной. Когда она будет идти по улице, люди станут пялиться на нее. «Это его дочь», — будут шептаться они. Быть может, отныне она, покуда остается в городе, не сможет ходить по улице и не подозревать при этом, что кто-то на нее пялится — но с другой стороны, она ведь может и уехать. Мысль об отъезде в какие-то незнакомые места, быть может, в большой город, где она всегда будет окружена толпой незнакомцев, внушала ей какую-то возбуждающую радость.
Она погружалась в новое состояние — и ей предстояло взять себя в руки. Иногда бывает так — и она знала, хоть и была молода, что иногда бывает так, что разум и тело будто теряют всякую связь друг с другом. Ты делаешь с телом то и это, укладываешь его в постель, поднимаешь его с постели, заставляешь ходить туда и сюда, заставляешь глаза вчитываться в строчки на страницах каких-то книг, ты делаешь с телом множество вещей, а разум тем временем занят своими заботами и даже не замечает этого. Он думает о разных вещах, воображает всевозможные нелепости, он следует своему пути.
Для таких случаев у сознания Джейн раньше всегда была наготове уловка: оно помещало тело в самые невероятные и абсурдные положения и резвилось напропалую. Вот она лежит на кровати в своей комнате, за закрытой дверью, но фантазия выводит ее тело на улицу. Она идет и понимает, что все встречные мужчины чему-то улыбаются, и все гадает, в чем же дело. Она спешит домой, входит к себе — и обнаруживает, что пуговицы на платье сзади расстегнуты. Это ужасно. И снова она идет по улице, а белые панталончики, которые она надевает под юбки, каким-то непостижимым образом начинают расстегиваться. К ней направляется молодой человек. Этот молодой человек здесь новичок, он только что приехал в город и хочет получить работу в магазине. И вот он собирается заговорить с ней. Он приподнимает шляпу, и в эту самую минуту панталоны начинают скользить по ногам вниз.
Джейн Уэбстер лежала в постели и улыбалась воспоминаниям о собственных страхах, которые посещали ее в прошлом, когда разум использовал эту уловку и пускался в бешеную, необузданную скачку. В будущем все станет несколько иным. Что-то она преодолела и еще больше, наверное, ей только предстоит преодолеть. То, что раньше казалось таким ужасным, теперь, как видно, будет просто забавным. Она чувствовала себя беспредельно взрослее и умудреннее, чем всего несколько часов назад.
Как же странно, что в доме стоит такая тишина. Откуда-то с городских улиц доносился стук лошадиных копыт по неровной дороге и дребезжанье повозки. Негромко вскрикнули. Кто-то из городских, возчик, выехал в самую рань. Может, он собирается в другой город прикупить товар и привезти сюда. Должно быть, ему предстоит долгий путь, раз он сорвался с места в такую рань.