Свадьба
Шрифт:
В течение двух недель после первого свидания мы с Джейн виделись пять раз, а затем она уехала в Нью-Берн на рождественские каникулы. Дважды мы вместе занимались, один раз ходили в кино и еще дважды гуляли по университетскому кампусу.
Одна примечательная прогулка навсегда останется в моей памяти. День был пасмурный, все утро моросил дождь, небо затянули серые облака, казалось, что наступили сумерки. В воскресенье, два дня спустя после спасения собаки, мы с Джейн бродили среди зданий кампуса.
– Расскажи про своих родителей, –
Я прошел несколько шагов молча, прежде чем ответить.
– Они хорошие люди, – наконец сказал я.
Джейн явно ожидала большего; когда я замолчал, она легонько толкнула меня плечом:
– И все?
Я понял, что она пытается вызвать меня на откровенный разговор (хотя мне всегда было неловко это делать) и не успокоится, пока не добьется своего. Как я позже выяснил, Джейн разбиралась не только в науках, но и в людях. Особенно во мне.
– Не знаю, что еще сказать, – честно ответил я. – У меня самые обыкновенные родители. Работают в государственном учреждении и вот уже двадцать лет живут в Вашингтоне. У них квартира в Дюпонт-Сёркл. Я там вырос. Наверное, когда-то они подумывали о том, чтобы купить дом в пригороде, но при этом не хотели ездить на работу поездом, поэтому все осталось как есть.
– У вас был задний двор?
– Нет. Только площадка перед домом. Иногда между камней там пробивались сорняки.
Джейн засмеялась.
– А где встретились твои родители?
– В Вашингтоне. Они оба там родились. Познакомились, когда работали в транспортном департаменте. Подозреваю, сидели в одном кабинете. Подробностей я не знаю. Они никогда особо об этом не распространялись.
– У них есть хобби?
Я задумался над этим вопросом и живо представил себе родителей.
– Мама любит писать письма редактору «Вашингтон пост», – сказал я. – Думаю, она хочет изменить мир. Она всегда на стороне угнетенных, и, разумеется, идеи по переустройству вселенной у нее не иссякают. Она пишет как минимум по письму в неделю. Конечно, их не все печатают, но те, что публикуют, она вырезает и наклеивает в альбом. А папа… он очень спокойный. Любит строить кораблики в бутылке. За эти годы, наверное, построил несколько сотен. Когда на полках не остается места, он дарит кораблики школам. Дети обожают такие штуки.
– Ты тоже этим увлекаешься?
– Нет, это папино хобби. Он никогда меня не учил. По его словам, у каждого должно быть собственное занятие. Впрочем, он разрешал наблюдать, как он это делает, только ничего не трогая при этом.
– Как грустно.
– Грустно? А я об этом не задумывался. Другого положения дел я не знал, и мне нравилось. Тихо, зато интересно. Отец мало говорил за работой, но было так приятно просто проводить время рядом с ним.
– Он играл с тобой в салочки? Катался на велосипеде?
– Нет. Он вообще не любил проводить время на улице. Занимался только своими корабликами. У него я научился терпению.
Джейн потупилась, глядя себе под ноги; видимо, она вспоминала собственную семью.
– Ты единственный ребенок? – вдруг спросила она.
Хотя я никому еще об этом не говорил, мне вдруг захотелось объяснить ей почему. Я хотел, чтобы Джейн знала все.
– У мамы больше не могло быть детей. Когда я родился, у нее случилось какое-то кровоизлияние, и врачи сказали, что рожать дальше было слишком рискованно.
Джейн нахмурилась:
– Мне очень жаль.
– Наверное, ей тоже.
Мы приблизились к университетской часовне и ненадолго остановились, чтобы полюбоваться архитектурой.
– Кажется, такого откровенного разговора у нас с тобой еще не было, – сказала Джейн.
– Возможно, такого откровенного разговора у меня еще не было ни с кем.
Углом глаза я заметил, как она заправляет за ухо прядь волос.
– Наверное, теперь я понимаю тебя чуть лучше, – произнесла Джейн.
Я помедлил.
– Это хорошо?
Джейн обернулась ко мне, и я вдруг понял, что уже знаю ответ.
То, что было дальше, почти полностью улетучилось из моей памяти. Помню лишь, что сначала я взял Джейн за руку, затем нежно притянул к себе. Она, кажется, немного испугалась, а потом закрыла глаза и подалась вперед. Когда наши губы соприкоснулись, я понял, что запомню наш первый поцелуй навсегда.
Прислушиваясь, как Джейн беседует по телефону с Лесли, я подумал, что голос у нее остался, точь-в-точь как у девушки, которая некогда гуляла со мной по кампусу. Джейн говорила оживленно и весело и смеялась так, будто дочь была в комнате.
Я сидел на кушетке в дальнем углу и слушал краем уха. Некогда мы с Джейн могли болтать и гулять часами, но теперь, видимо, мое место заняли другие. Общаясь с детьми, Джейн всегда знала, что сказать, и не испытывала никаких затруднений, когда навещала Ноя. Круг ее друзей был довольно велик, и она охотно бывала в гостях. Интересно, что подумали бы знакомые, если бы провели с нами обычный вечер?
Неужели мы – единственная пара, столкнувшаяся с подобными проблемами? Или это типично для всех, кто прожил в браке много лет? Неизбежное действие времени. С точки зрения логики так оно и есть, но мне по-прежнему больно было осознавать, что вся легкость улетучится, как только Джейн повесит трубку. Вместо радушной болтовни начнется обмен банальностями, магия исчезнет. Еще одного разговора о погоде я не выдержу.
Но что делать? Этот вопрос не давал мне покоя. В течение часа я размышлял над двумя вариантами и в конце концов понял, чего, по моему мнению, мы заслуживаем.
Джейн начала прощаться с Лесли. У всех людей есть излюбленные словечки, которыми они заканчивают телефонный разговор, и я знал словечки Джейн так же хорошо, как и свои собственные. Скоро она скажет дочери, что любит ее, выслушает то же самое в ответ и распрощается. Решив не упустить свой шанс, я поднялся с кушетки и повернулся к жене.