Свадьбы не будет, Светлый!
Шрифт:
— Конечно, внесешь, — говорил Лайтвуд, но у него лицо было такое довольное, такое ехидное… слов просто не было.
Убила бы! Уж не он ли нашептал Алистеру внести в ковен такое предложение? Конечно, тот был темным, а Лайтвуд — светлым, но… у нас было больше общего, чем можно было подумать на первый взгляд. Да и связей между темными и светлыми становилось все больше.
Я уже начала было продумывать, какую бы такую пакость учинить, чтоб Лайтвуд не выглядел таким довольным, но тут все разрешилось само собой.
— То есть как, —
День был солнечным, лето катилось к закату. Сэмми наконец (не без моей поддержки) нашел в себе силы поговорить с Лайтвудом о том, о чем собирался поговорить с ним весь последний год.
Лайтвуд от разговора был откровенно не в восторге. Он сидел за рабочим столом в кабинете, напротив стоял Сэмми, а я — сидела в углу и делала вид, что вышиваю, потому что не могла пропустить такое зрелище.
— Но разве я не могу выбирать? — дрожащим голосом спросил Сэмми, умудряясь одновременно и краснеть, и бледнеть, и решительно хмуриться. — Ты говорил, что нужно всегда идти вслед за сердцем! Отец!
— Правильно. И твое сердце указывает тебе тебе путь Верховного! Вот туда и иди!
— Н-н-но отец! — выпалил Сэмми, сжимая кулаки.
— Никаких но. Забудем этот разговор.
— Медея! — Сэмми обернулся ко мне. — Скажи ему!
Ничего себе заявочки.
— А что — Медея? — пожала плечами я, разглядывая свой маникюр. — Сэмми, сколько раз тебе говорить, я твоя мачеха! Моя работа — делать твою жизнь хуже, а не лучше.
Он закусил губу, голубые глаза повлажнели. Закатив глаза, я продолжила:
— Вот ты хочешь, чтобы я сейчас сказала твоему отцу, что если он будет тебя принуждать, то толку все равно не выйдет? Что ты или сделаешь по-своему, или смиришься с тем, что приготовил для тебя отец, но в любом случае его возненавидишь? Что сломаешь себе жизнь? Что натворишь бед, став Верховным без желания? Что сломаешь и свою жизнь, и чужие? Что сопьешься, может быть? Что, вполне возможно, он тебя больше не увидит, если будет упрямиться? Ты хочешь, чтобы я это сказала? Нет уж. Я тебе что, светлая? Ты меня с кем-то спутал, дорогой. Выгребай сам.
Лайтвуд тяжело обернулся ко мне и пробормотал что-то вроде: “Угораздило ведь жениться”. А потом посмотрел на Сэмми. Встал и наклонился вперед, упираясь руками в стол.
— Ну хорошо, — процедил он. — Допустим. Ты не хочешь быть Верховным светлых. Возмутительно. Ну ладно. Но кем ты хочешь быть?
— Я… — Сэмми опустил взгляд.
— Ты? — поторопил Лайтвуд спустя минуту.
Я затаила дыхание.
— Да мало ли! — краснея, произнес Сэмми. — В мире столько всего! Путешествия, наука… музыка, в конце концов.
— Музыка? — выгнул бровь Лайтвуд. — Ты отказываешься от того, чтобы когда-нибудь стать Верховным, ради музыки? У нас пианино на первом этаже стоит, иди играй. Кто против?
— Я не об этом! — вспыхнул Сэмми. — Я просто… хочу выбора, понимаешь?
— Выбора? — Тоном Лайтвуда можно было забивать гвозди. Он сел и закрыл рукой лицо. Голос звучал глухо, когда Лайтвуд заговорил: — Ты хочешь выбора. Ага. И что же ты будешь со своим выбором делать?
— Не знаю! Что угодно! Может… попутешествую. Или… поживу немного при дворе.
— При дворе? — Лайтвуд посмотрел на Сэмми через щель между пальцами. — Ты хочешь пожить при дворе? Зачем тебе туда? Там одни лизоблюды и бездельники.
Сэмми покраснел, как помидор.
— Ну… не все же. Почему сразу… Нормальные тоже есть… И его величество давно предлагал.
— Что он тебе предлагал? — нахмурился Лайтвуд, всматриваясь в лицо Сэмми.
Сэмми стал еще краснее, хотя краснее, кажется, было стать невозможно.
— Присоединиться к нему… к его двору... Там можно было бы заняться… наукой. Или… музыкой. Или искусством. Путешествовать… Делать другие… вещи. Много чего делать.
Сэмми замолчал, опустив взгляд. Щеки у него были такими красными, что я еле сдерживала смех. Только переводила взгляд с него на Лайтвуда, затаив дыхание.
— Триединый, — наконец выдавил Лайтвуд, откинувшись на спинку кресла. — Я начинаю понимать мою мать.
— Что? — переспросил Сэмми.
— Иди отсюда, — махнул рукой Лайтвуд. — И… собирай вещи. И пиши! А то уши надеру и тебе, и твоему выбору, не посмотрю, что… В общем! Ты меня понял! Трединый, — проворчал Лайтвуд, когда счастливый Сэмми обнял сначала его, потом меня, а потом вынесся за дверь. — Триединый, это слишком. Бенджамин… Он совсем не предназначен для того, чтобы быть Верховным, слишком импульсивный. Хотя… он добрый мальчик. Это многое значит.
Я уткнулась в шитье. Не буду ему говорить, что Бенджамин недавно сам превратил Билли Брайта, который доставал его в школе, в картофелину — и без моей помощи! Ну и про то, что Бенджамин слишком уж интересуется темными гримуарами, тоже не буду говорить.
Вдруг все еще обойдется?
И вообще — я здесь не причем!
— Медея, — позвал Лайтвуд.
— Да, дорогой?
Он встал и подошел ко мне.
— Ты ведь никогда не вышиваешь. Знала, что Сэмми хочет мне сказать? Пришла насладиться?
— Не понимаю, о чем ты.
— Или проследить, чтобы я не наломал дров?
— Ты подозреваешь меня в добрых намерениях? — я приложила руку к груди. — Вот уж не думала, что услышу такое от мужа. Ты ранил меня в самое сердце.
— Скажи еще, что это не ты устроила Ребекке и Готфриду случайную встречу.
Разумеется, я. Но намерения у меня были самые зловредные: я хотела, чтобы Ребекка снова упала с головой в свои... приключения и потеряла покой. Могу я сделать подарок свекрови или нет, в конце концов? Ребекка меня до сих пор недолюбливала, не хотелось ее разочаровывать.