Свадьбы

Бахревский Владислав Анатольевич

Абдула дома не было, а с его сыном Халимом султанский евнух Ибрагим разговаривать не пожелал. Бросили турки перед Халимом мешочки с золотом, забрали Фирузу и ускакали.

Вскоре от хана Бегадыра примчался к евнуху тайный гонец. Хан предупреждал: татары собираются напасть на евнуха и отбить Фирузу. Важный турок поспешил в Грамата-кая. А здесь его пронырливые слуги времени даром не теряли. Разнюхали, что в доме Акходжи подрастает дивная красавица Гульча. Явившись в Грамата-кая, Ибрагим-паша тотчас посетил дом Акходжи.

Старик

был счастлив принять у себя столь высокого гостя: ведь евнух - один из тех редкостных людей, которые удостаивались чести лицезреть падишаха каждый день.

В свите Ибрагима-паши была женщина. Она выдавала себя за вдову бейлербея Кафы. Но ее служба была высматривать в банях красивых девушек.

Евнух пировал с Акходжой на мужской половине, а жены Акходжи угощали на женской половине несчастную вдову бейлербея.

Вскоре один из слуг евнуха шепнул своему господину: “Гульча - это цветок, ради которого стоило переплыть бурное по весне Черное море”.

Евнух тотчас начал прощаться с радушным хозяином дома и, прощаясь, вдруг одарил Акходжу такими подарками, которые должны были заставить задуматься. Но Акходжа за последнее время привык к необычайному своему везению: ведь он был в дружбе с самим ханом.

Евнух поднес ему сундук халатов, саблю с изумрудами, ружье с чеканкой по стволу и с ложей, отделанной перламутром и жемчугом. И это пе все! Подарки получили жены Акходжи, жены его старших сыновей. Уже прощаясь, Ибрагим сказал вдруг:

– Эти подарки только малая часть того, что тебя, Акходжа, ожидает впереди.

– Кому же я обязан столь высоким вниманием?

– Красоте. Твоя дочь, Акходжа, - жемчужина среди жемчужин. Она принесет тебе счастье и высочайший почет, ибо ее звезда должна взойти на небосводе Порога Счастья.

Белый Акходжа стал еще белее, словно его охватило морозом.

– Мою дочь - в наложницы? Забирай свои подарки - и вон! Чтобы ноги твоей не было в моем доме!
– Акходжа схватился за кинжал.

Евнух молча удалился, но, едва он покинул саклю, к сакле подступили его слуги.

Акходжа приказал запереть все двери и, чтобы показать: шутки с ним плохи, - выстрелил из окна в воздух, но туркам тоже было не до шуток, они окружили саклю и дали предупреждающий залп.

Завязался бой. Акходжа и пятеро его слуг сражались с дюжиной видавших виды головорезов. К туркам на помощь с корабля пришли две лодки с матросами.

Все это видели Иван и его товарищи.

*

– Ну, братцы, с богом! Сегодня или никогда, - Иван перекрестился и перекрестил свою дружину.

Перед последним броском затаились. Турецкий паша на берегу возле узлов да сундуков стоит. С ним двое телохранителей. Четвертый турок лодки охраняет.

А возле сакли Акходжи бой идет не шуточный, смертный бой. Троих турок уложил Акходжа вместе со своими работниками - им оружие не впервой держать.

У турок

закипело ретивое - не могут же татары властителей мира, как мух, щелкать. Окружили турки саклю и давай залпами бить, пластунов пустили. Пластуны до окон добрались: первый - нырь, а за ним - второй, третий. А минуту-другую спустя через то же окно из дома выбросили три трупа.

Видит Ибрагим-паша: дело получается кровавое, громкое, выстрелы в Грамата-кая, пожалуй, и в Истамбуле эхом отзовутся. Оставил возле сундуков одного телохранителя, а с другим - к своему воинству, да не как павлин, а рысью.

– Не стрелять! Девчонку прибьете. Старика и дочь взять живыми. Все, что найдете в сакле, - ваше.

В сакле было что взять.

Счастье изменило Акходже. Двоих его работников убило в перестрелке. Самого поцарапало. Сражаться еще можно, но турок не одолеть. Слишком их много. Неужто не избежать позора? Привел он девочку в свою комнату, чтоб рядом была, под рукой. Турки в окна лезут, в двери.

Стрелял Акходжа и саблей рубил. В молодости так не бился - откатились турки.

Евнух ругается, кричит. Каждого золотым, взбадривая, одарил, а слуги золото невесело берут:

– Бешеный старик!

А старик один остался - работники кто не дышит, кто кровыо захлебывается. Стал Акходжа молиться: о себе и о Гульче. Видит, турки, как шакалы, в кольцо саклю взяли. Положил Акходжа перед собой ружье, три пистолета и кинжал. Хотел Акходжа еще четверых врагов с собой прихватить, да на втором со счету сбился. Отложил Акходжа смерть Гульчи на самый последний срок и не поспел к нему. Сразу двумя пулями убили Акходжу. Одну смерть пересилил бы старик, уберег бы Гульчу от позора, а с двумя не совладал. Занес над Гульчой кинжал и умер.

Турки в двери, но сорвала Гульча кинжал со степы, хлестнула турка, потянувшегося к ней, по глазам - и на лестницу, на крышу сакли. Как горная коза, с крыши на крышу и - к Грамата-кая, к верной скале.

– Держи!
– вопят турки.

А Гульча уже вверх карабкается. И снова, как дикая козочка, с камня на камень. Все выше, выше, и очутилась на самом страшном и неприступном пике, на самой игле Грамата-кая.

Охота есть охота. Ползут охотники за козочкой. Медленно, а ползут. С камня на камень, с камня на камень. Веревками обвязались. Лестницу за собой тащат.

Не стала бедная Гульча дожидаться последней минуты. Не захотела птичка перед ловцами смертельный страх свой показать.

Подошла Гульча к самому краю скалы, поглядела па родные горы - синё в ущельях: небесной водой заполнены. Поглядела на море - горит на солнце море. Ветер прилетел теплый, золотой, как летняя полуденная волна.

Взмахнула Гульча руками и легла на эту волну. А волна не удержала цветок. Уронила. Кинулась вниз, да где ж там…

Замерли охотники. Заругались нехорошо. А тут с моря пушка ударила.