Свадебный кастинг
Шрифт:
– У нее никогда от нас с мамой секретов не было! Она и с Виктором-то начала встречаться только после четвертого курса и всегда все нам рассказывала! – стояла на своем Людмила Алексеевна.
– А у нее есть близкая подруга? – спросила я, решив, что разговор с той, возможно, поможет мне прояснить этот вопрос.
– Есть, да только после той трагедии они почти и не виделись. Ну когда, скажите на милость, Анечке было куда-то ходить, если она за целый день с мамой так успевала намаяться, что только дожидалась меня с работы, ужином кормила и падала как убитая! Не до подруг ей было. И к нам тоже никто не приходил – какие уж тут гости, когда в доме лежачий больной? Одноклассницы звонили ей первое время, а потом перестали, вот так она и осталась у меня одна-одинешенька! – вздохнула Людмила Алексеевна.
– Понимаю,
– Да бога ради! Света Ермакова. Они с Аней с первого класса за одной партой сидели. Адрес ее я вам не скажу – не знаю. В смысле, показать бы могла, а так – нет. А вот телефон, пожалуйста!
Записав номер, я спросила:
– Людмила Алексеевна! Уж если Аня вам все-все рассказывала, то не говорила ли она о какой-нибудь девушке, которая была у Виктора до нее? Наверняка ведь он с кем-то встречался.
– Я поняла, о чем вы, – кивнула она. – Только не знаю я ничего. Вы сами подумайте, какой же нормальный мужчина будет своей девушке рассказывать о ее предшественнице? Расстраивать ее...
– Знаете, умные мужчины встречаются довольно редко, а вот самовлюбленные дураки – гораздо чаще, – заметила я. – Ну да ничего! Это я сама выясню. А как фамилия Виктора?
– Чернов он, а по отчеству Александрович, – ответила женщина.
– Так, с этим ясно, – подытожила я и попросила: – Рассказывайте, что там дальше было. Вы остановились на том, что с Аней в тот момент был Виктор.
– Да-да. Значит, Виктор Аню около университета встретил, и они решили пойти погулять – погода в тот день была замечательная. А по дороге она захотела книги и тетради дома оставить, чтобы с собой не таскать. Ну, подошли они к двери, дочка позвонила, а мама ей не открывает. Аня решила, что бабушка просто уснула и поэтому не слышит, и начала громко в дверь стучать, но без толку. Тогда Аня пошла к соседям, чтобы позвонить по телефону, а в трубке услышала короткие гудки. Тут уж она всполошилась всерьез и позвонила в домоуправление, а оно у нас прямо во дворе. Пришел слесарь и вскрыл дверь. Аня с Виктором влетели в квартиру и увидели на полу мою маму, а рядом с ней телефонный аппарат. Аня сказала, что когда бабушка ее увидела, то с трудом выговорила: «Внученька! Живая!» – и заплакала. Это уже потом, когда они «Скорую» ждали, мама Ане рассказала, что ей по телефону наговорили.
– И носит же земля такую гадину! – не выдержала я.
– Да! – горько проговорила Людмила Алексеевна. – И ведь еще счастливо живет небось!
– Что же было дальше? – спросила я.
– Да у Виктора друг был – учились они вместе, а у того отец – профессор медицины, Витя еще через него лекарства для своей мамы доставал. Вот он за ним и поехал, за профессором то есть. Мы его как бога ждали, надеялись, что он нам поможет. Вот тогда Аня и сообщила мне то, что успела у бабушки узнать. Оказывается, ей позвонила какая-то женщина и сказала, что Аню машина насмерть сбила, причем говорила это таким злорадным голосом, с такой ненавистью, что маме стало плохо: голова закружилась – и она упала, а когда очнулась, то поняла, что сама встать не может.
– Эта гадина все правильно рассчитала, – зло сказала я. – Если бы она о вас что-то соврала, то ваша мама могла бы тут же позвонить вам на работу и перепроверить, а вот насчет Ани – нет, потому что сотовых телефонов тогда в Тарасове еще не было. Но пока ясно одно – эта мразь очень хорошо была осведомлена о том, что происходит в вашей семье, а именно: что ваша мама больна и, кроме всего прочего, без памяти любит свою внучку.
– Наверное, так и есть, – согласилась Людмила Алексеевна и продолжила: – Неизвестно, сколько бы мама так пролежала, если бы Аня с Виктором не пришли. Мы ее спрашивали, не узнала ли она голос этой гадины, а она только головой в ответ качала – не узнала. Ну, Виктор профессора быстро привез. Тот посмотрел маму, успокоил ее, сказал, что она скоро поправится, а нам с дочкой в коридоре прошептал, что при мамином состоянии здоровья она уже не встанет, а главное, нам надо готовиться к худшему, к тому, что и вторая половина ее тела отнимется. Так потом и произошло, – с болью в голосе сказала она и попросила: – Вы извините меня, пожалуйста, Таня, но мне надо валерьянки выпить. Я знала, что разговор будет для меня тяжелым, но не предполагала насколько.
– Конечно-конечно! – торопливо ответила я.
Людмила Алексеевна встала, накапала себе лекарство, выпила его и, снова сев, сказала, горестно качая головой:
– И зачем только Василий Васильевич решил старую историю ворошить? Все уже быльем поросло!
– Потому что не хочет оставлять эту подлую тварь безнаказанной!
– Бросьте, Таня! – вздохнула она. – Что мы теперь-то сделать сможем?
– Поживем – увидим, – ответила я и спросила: – А что было потом?
– Ну, мы с Аней мамой занялись, а Виктор тем временем дверь починил. Тут-то Аня его домой и отправила, хоть он и возражал, говорил, что, может, еще чего-то сделать потребуется. А она его все-таки спровадила, сказала, мол, нам с ней кое-что обсудить нужно. Ушел, значит, он, мы маме успокоительное дали, и она уснула, а сами на кухню пошли и стали думать, как нам дальше жить. Я уговаривала Аню, чтобы она на нас не оглядывалась, выходила замуж и уезжала, а я уволюсь и какую-нибудь надомную работу себе найду. А она наотрез отказалась и все по полочкам разложила – у нее вообще голова светлая.
– И характер, как я поняла, тоже имеется, – добавила я.
– Да! Это она в отца пошла! – покивала Людмила Алексеевна. – Она мне тогда так сказала: «Неужели ты думаешь, что я смогу быть счастливой вдали от вас, зная, как вы здесь вдвоем мучаетесь? Так что ни о каком замужестве речи больше быть не может! Я остаюсь дома! А теперь давай решать, кто станет работать, а кто за бабушкой ухаживать. Думаю, будет разумно, если я стану сидеть дома, потому что сразу же после университета я хорошую денежную работу не найду. А вот тебе бросать работу ни в коем случае нельзя, тебе до пенсии доработать надо, тем более что тебя собираются повысить».
– Да-а-а! – покачала головой я. – Повезло вам с дочерью! Все при ней: и ум, и характер, и совесть, и чувство долга. А главное, что она вас очень любит!
– Да, но только свою жизнь она этим решением тогда поломала. Ведь как она Виктора любила! – Женщина покачала головой. – Она же рядом с ним вся светилась! А тут решила – как отрезала! Потом Аня Виктору позвонила и о своем решении сказала, а еще попросила, чтобы он ей больше никогда не звонил и не писал и, вообще, пусть, мол, считает себя свободным и устраивает свою жизнь как хочет. Он ей, наверное, пообещал, что ждать ее будет, потому что она ответила: мол, тогда, получается, он будет ждать смерти ее бабушки, а она этого не хочет. Пожелала она ему счастья с другой женщиной и трубку положила. Он ей через пару минут перезвонил и не знаю уж, что говорил, только, если раньше она с ним твердым голосом разговаривала, то тут слышу, чуть не рыдает, но стоит на своем: «Нет!» – и все, а потом шепотом просить начала: «Витенька! Ну не мучай ты меня! Не звони! Забудь! Если действительно любишь и счастья мне желаешь, то оставь меня в покое! Мне сейчас силы нужны, нервы крепкие, а если ты мне постоянно звонить будешь, то я же с ума сойду! Пожалей ты меня! Нет у нас с тобой будущего! Понимаешь? Нет!» – а в голосе слезы. Трубку бросила. Успокоила я ее, как могла, да разве тут утешить, ведь у нее в один момент вся жизнь рухнула. – Она горестно махнула рукой. – Я на работу побежала и отпуск себе оформила, чтобы дать Ане возможность диплом нормально дописать. А потом у нас началась совсем другая жизнь.
– И Виктор так и ушел из жизни Ани? – спросила я.
– Да. Видно, понял он, что Анечке его видеть и слышать больно, вот и исчез, словно и не было никогда. Она даже фотографии его порвала и выкинула, чтобы душу себе не травить, не думать, что могла быть счастливой, да не стала. С тех пор они больше никогда и не встречались!
– Ну и характер! – восхищенно сказала я.
– Характер характером, да только знали бы вы, как она ночами рыдала, закрывшись подушкой, – мы же с ней в одной комнате спали, – тихо проговорила Людмила Алексеевна. – Наверное, думала, что я ничего не слышу. А иногда ночью уйдет, бывало, в ванную, воду там на полную пустит и плачет. Мама очень переживала, что своей болезнью сломала Анечке жизнь. Все обещала долго нас не мучить, говорила, что это скоро кончится, а мы ее утешали и врали, что она обязательно поправится.