Свадебный марш на балалайке
Шрифт:
– Ну так со Степкой же! Как в микрорайон Северный ехать! Ну ты чо, забыла? Помнишь, мы к ним после сауны забурили – Ирку провожали, она еще боялась, что Степка ее домой не пустит!
– И она с ним жила? – уточнила Ксения.
– Ну да! Я же говорю – со Степкой!
Больше ничего интересного Дусик не услышал. Зато он понял: Ирина – это его полоумная Офелия. Теперь, когда он знает ее имя, совсем нетрудно будет узнать, с чего это у нее возникла такая фантазия – отходить Дусю по нежному месту? Что это за страсть такая? И ведь главное, она даже у них в роддоме не лежала! Тех-то бабенок понять можно, от Евдокима им нередко доставалось: то мимо пройдет – капельницу сдернет, то столик с передачами опрокинет. Не со зла, нечаянно, но тем все равно не в радость,
Подруги между тем говорили недолго – у Ксении стал голос вялым, и подружка, сообразив, что больше ее присутствие восторга не вызывает, поспешно собралась и ретировалась.
Дуся все еще притворялся спящим. Он даже всхрапнул для пущей убедительности. Ксения на него теперь внимания не обращала. Она взволнованно металась по комнате и, наконец на что-то решившись, выскочила за дверь. Про Дусино обещание умереть она, видимо, и не вспомнила. В этот день Дуся ее больше не видел. Зато к нему несколько раз прибегала Марфа Николаевна, кликала сынком и притаскивала в большой эмалированной кружке различные травки, мерзостные на вкус. Дуся травки не хотел, что он – козел, в конце-то концов! Ему хотелось сытной пищи. По всему дому плавали ароматы жареной говядины и печеного теста, но повариха в очередной раз притащила ему только маленькую вазочку с непонятным салатом.
– Это что? – брезгливо сморщился Дуся.
– Редька с медом! Первейшее средство от простуды! Редьку сегодня насилу отыскала. Самой пришлось бегать: Александр Иваныч ни Толика, ни Макса не дает, кричит, что они и так хлеб даром жрут, по дому, мол, ходят все кому не лень, а деньги получают исправно, – делилась новостями словоохотливая старушка. – Вчера, мол, вышел перед сном в бассейн, наш-то, Александр Иваныч, а у него кто-то в кабинете побывал. Очень теперь хозяин бушует. Не хватало, кричит, чтобы я на каждую дверь замок амбарный вешал! Я вот думаю, это, Евдоким, не ты ли у него в комнате шарахал?
Дуся не ожидал такого вопроса, поэтому у него очень натурально выкатились глаза из орбит и он даже не удостоил женщину ответом – просто повернулся к ней спиной. Женщина, чтобы не тратить попусту времени, тут же оклеила спину горчичниками – для быстрейшего выздоровления.
После ее ухода Дуся принялся изгибаться и сдирать лечебные листки – чего зря жарить здоровую спину, а то, чего доброго, действительно заболеешь, вот уже в груди побаливает. Сердце, наверное.
Дуся не сразу сообразил, что побаливает не сердце, а просто грызет тревога. Она жгла где-то возле пупка и не отпускала. Отчего так всполошилась Ксения? Ясно от чего – Ирина-Офелия должна была ей отзвониться, но почему-то этого не сделала. И не отдала костюм, который обещала отдать. И не отвечает на телефонные звонки, то есть она пропала. Ксения говорила, что Ирина должна была объявиться еще вчера, то есть после своей встречи с Дусей, надо полагать. Да, видимо, так. Ксения предлагает ей избить своего охранника, у них, оказывается, какой-то обряд, это Дуся на кассете слышал, и, вполне естественно, ждет от подруги отчета. Ксения небось и заплатила Ирине. Даже скорее всего заплатила. А та не отчиталась. И костюм не вернула. Ого! Похоже, полоумная Офелия пропала после того, как отходила Дусю плеткой. Не могла раньше исчезнуть! Так, стоп. И что это значит? А черт его знает! Какой-то винегрет. Нет, Дусе здесь определенно не разобраться. Его зачем-то выкрадывают, потом начинают наряжать как елку, учат стрелять, потом на него ночью нападает «влюбленная» особа и учит его «любить боль», видишь ли! Между делом она собирается его убить. А милая Ксюша, оказывается, в курсе ночных кошмаров. Мало того, она еще, похоже, и главный организатор, а также их спонсор. Хорошо еще, что Дуся оказался таким ловким и проницательным – стащил кассету! Кстати, а почему кассета у Алекса оказалась? Идиотский вопрос! Да потому что Алекс – муж Ксении. И это только Дусе приятно думать, что девчонка наставляет рога своему мужу, а если она его, Дусю, за нос водит? Как же узнать?
Дуся столько думал, что не заметил, как заснул.
Он пробудился только на следующее утро. Когда открыл глаза, сразу же об этом пожалел – перед ним на стуле сидела Ксения, махала перед его носом лифчиком – уликой, и взгляд ее прямо-таки прожигал Евдокима.
– Проснулся? Вот и ладненько. Вставай, поговорить надо, – сухо отрезала Ксения.
– Пи-и-и-ить, – завел старую пластинку Евдоким.
Однако идея с простудой себя уже изжила, потому что Ксения сурово плеснула вчерашним чаем Дусе в лицо и прошипела:
– Хватит… Давай раскалывайся. Ты Ирку убил, идиот?!
Дуся обиженно уселся в постели, потянулся к девчонке и обтер лицо ее беленькой, свободной кофточкой.
– Наглец! Не смей ко мне прикасаться! – взвизгнула Ксения и отскочила. – Я еще раз спрашиваю: это ты сделал?
– И чего орешь? – возмутился уже и Дуся. – Никак бредишь?
– Не паясничай! Отвечай, ты или не ты убил Ирку?! Ирка, это та девушка, которая тебя по заднице отлупила!
– Никто меня не лупил!
– Не ври! Я же видела, как ты враскоряку ходил! С чего бы иначе? Быстро рассказывай, за что ты ее? – гневно сверкала очами Ксения.
Дуся даже испугался и, вместо того чтобы кинуть крикунье в лицо кассету с записью разговора, принялся ежиться, краснеть и даже отводить глаза в сторону. В конце концов он до такой степени загнал себя в угол, что чуть было не сознался в убийстве странной Ирины да заодно и еще в нескольких преступлениях. Но в мозгах мелькнуло просветление. Не так, нет, совсем не так вел бы себя худой матерый опер!
– А с чего ты взяла, что твою Ирину кто-то убил? – изменившимся тоном спросил вдруг Евдоким. – Может, она нашла себе нового ухажера, а не этого ревнивца, и теперь валяется где-нибудь на диване и листает журнальчик?
Ксения похлопала глазами и спросила:
– Откуда ты знаешь про ревнивца? Ты что, вчера подслушивал, шпионил?
– Я не шпионил! Я расследовал! Ну так с чего же?
– С того! – выкрикивала девчонка, и губы ее предательски задрожали.
Дуся как опытный санитар сразу сообразил, что девчонку надо окончательно дожать и тогда она расскажет все, что хочешь. Он треснул кулаком о подушку и, прищурив глаза, ядовито зашипел:
– Или ты сама все мне рассказываешь, или я звоню в милицию и сообщаю, что никакую Ирку искать не надо, потому что она черт-те что со мной вытворяла! Ну?!
Ксения как-то сразу растеряла весь свой пыл и подробно рассказала все, что знала сама.
Девушки в обеспеченных семьях живут, конечно, весьма насыщенной жизнью, но развлечения все достаточно однообразны. Мужья занимаются работой, у кого есть дети – занимаются воспитанием наследников, а у кого детей нет – изо дня в день скачут по тусовкам, приемам, салонам и спортзалам. В общем, жизнь интересная, но частенько хочется новеньких увеселений. А еще лучше – если у семьи есть свои заведенные традиции. Такую традицию у себя в семье завела и Ксения. Каждый мужчина, который устраивался к ним на работу, проходил своего рода обряд, как его здесь называли «Семь ударов». Только после этого считалось, что мужчина сможет вытерпеть все и такому человеку можно доверять. Обряд состоял в том, что однажды ночью к счастливчику приходила прекрасная женщина и уводила его в подвал. Там мужчину приковывали наручниками…
– Меня в сарай увели, в холодный! И веревками привязывали.
– Но ведь не ехать же ради тебя в милицию за наручниками! Старые пришли в негодность, а новых мы купить не сподобились.
Закованный мужчина должен был молча вытерпеть семь ударов плеткой. После этого прекрасная мучительница отвязывала героя и дарила ему райское удовольствие. За деньги Ксении, конечно. А хозяева должны были верить герою во всем и даже прибавить победителю жалованье. Первый мужчина, который прошел через испытания, был легендарный Иванов. Он ни разу не пикнул, стойко выдержал все удары, но вот, правда, от Ирки отказался наотрез и, после того как хозяева стали ему доверять особо опасные задания, сбежал. Сказал: «Спасибо, мне бы чего-нибудь поспокойнее». Даже деньги его не удержали.